Она была совершенна. Всё её тело, тонкое, изящное, вызывало одно желание: касаться, нежно провести ладонью по изгибу талии, опуская руку ниже – к бёдрам, по упругой шелковистой коже, чувствуя тепло, такое близкое, такое желанное. Кир слышал её дыхание и ему хотелось прижаться губами к её мягким чувственным губам, увидеть, как откроются глаза и в них блеснут озорные искры, которые затем сменит тёмный огонь вожделения, и она жарко ответит на его поцелуй. «Так близко, совсем-совсем рядом... Вместе…», – мысли текли подобно сильной реке с чистой водой. Он дотронулся самыми кончиками пальцев до её плеча, и даже от этого лёгкого прикосновения живительная волна радости прошла по его телу. «Какая же она... Удивительная…».
– Не спишь? – голос Тали, приглушённый, немного хриплый со сна, застал врасплох.
– Я тебя разбудил? Прости. – Теперь уже без опаски он потянулся к ней, прошёлся пальцами, как давно мечталось: сначала по нежной коже плеча, после – по плавному скату спины, по головокружительному изгибу поясницы… и вверх, вверх, по тугим округлостям ягодиц, по покатым бёдрам, по длинным ногам – к тонким щиколоткам, на которых его пальцы с лёгкостью смыкаются в кольцо. Тали едва слышно выдохнула и повернулась на спину.
– Твоя женщина будет с тобой счастлива… – в голосе её звучала лёгкая грусть, хотя она и улыбалась.
Кир неспешно огладил её шею и задержал ладонь на тёплом полушарии груди.
– Я счастлив, если ты счастлива со мной.
Пальцы её погрузились в его волосы, вызывая волну томления.
– Я счастлива сейчас. Но я не твоя. Да и женщиной меня можно назвать с большой натяжкой. Я галма, милый. Игрушка.
– Не говори так. Ты – личность. Мне даже в голову не приходит, что ты устроена иначе, чем я. Да и неважно всё это, не имеет значения.
– Ты просто пока не видел альтернативы. А я слишком хорошо знаю, для чего предназначена.
– О какой альтернативе ты говоришь? О другой галме?
– Нет. О настоящей женщине…
Он не столько увидел, сколько почувствовал, что Тали резко отвернулась, да ещё и лицо волосами завесила, скрывая слёзы.
– Ну что ты придумала, какая женщина! Откуда ей взяться, когда они давно вымерли? Иначе и галм бы не было, сама посуди.
Она села и взлохматила волосы, пряча лицо.
– Всё придёт в свой черёд. Зря я этот разговор завела. Испортила момент.
– Ничего ты не испортила. Могу доказать прямо сейчас. Иди ко мне… – Кир потянул её за руку, привлекая к себе, и она мягко опустилась на него, лицом к лицу, глаза в глаза. Поцелуй поначалу слегка горчил от слёз, но потом оба увлеклись, и время в очередной раз остановилось.
Определённо, эта ночь длилась куда дольше обычного.
Кир сам не понял, как вышло, что он рассказал Тали и о сложных отношениях с отцом, и своём нежданном ускоренном взрослении, и о страхе перед скорой инициацией, к которой он, кажется, совсем не готов, и даже о нелепой своей любви к Шав, которая предпочла ему взрослого мужчину. С Тали, как оказалось, не только молчать уютно. Она так хорошо слушала: ни словом не вмешиваясь в поток его откровений, но при этом безусловно участвуя и сопереживая, что Кир открывался без опаски оказаться неверно понятым. Высказался – и стало ощутимо легче. Даже обида на Шав, до этого разговора, похоже, не осознаваемая им и маскируемая другими эмоциями, получив имя, затихла, уступив место светлой грусти, от которой недалеко и до принятия.
– Ну вот, всё тебе выложил. Спасибо, что выслушала. Теперь за тобой должок.
Тали недоумённо приподняла левую бровь.
– Шучу! Откровенность за откровенность. Мне очень интересна твоя история, да неловко спрашивать. Но если бы ты захотела поделиться...
Она помолчала немного, потом, собравшись с духом, начала:
– Понимаешь, до того, как сюда попасть, я была уверена, что все элоимы одинаковы…
Они лежали, тесно прижавшись друг к другу. Кир хотел бы включить свет, чтобы видеть Тали во всём великолепии, но понимал, что в этом случае её откровенность вряд ли продлится. Поэтому он довольствовался тем, что мерно поглаживал её бедро, заброшенное на его ноги, и слушал.