Здравствуйте, доктор! Записки пациентов

После токотерапии можно побродить по территории больницы. Пройти мимо пищеблоков и стаи собак размером с теленка. Дойти до складов и полежать в зеленой траве. Понаблюдать за окнами женских корпусов.

Пробная выписка

Ко Дню Победы меня решили отправить домой на три дня, потому что я уже давно не бузил. Когда человека отправляют из больницы на длительный срок, то ему ставят долгоиграющий укол — двухнедельный или месячный. Такая штука позволяет шизику справляться с перепадами настроения и гарантирует врачу, что если пациент не пьет таблетки, то ничего страшного в ближайшие дни не произойдет.

На улице я не могу ходить без темных очков, потому что весеннее солнце режет глаза. На работе все были рады меня видеть, так как только руководство знает о больничке. Руководство спрашивает, когда я выйду на работу, но я с трудом пишу и не могу сосредоточиться на одной мысли, хотя о галлюцинациях речи не идет.

По утрам и вечерам пью таблетки, которые дали с собой. В основном смотрю ТВ и веду растительный образ жизни. Даже ремонт доставляет не радость, а мучение.

Жизнь

После пробной выписки меня так и не вернули в больницу. Я сижу дома и пытаюсь чем-то себя занять, потому что работать не могу. Когда я начинаю работать, то все движения мне даются через силу, а таблетки Алексея Ароньевича не помогают.

По вечерам я сажусь за письменный стол и пытаюсь писать рассказы. Иногда мне кажется, что примерно один из пяти рассказов написан в старом стиле, который был у меня до болезни, и я радостно бегу к жене, чтобы показать свой успех. Мы распечатываем удачный рассказ, а жена его редактирует и посылает в «Новый мир».

Жена так и работает на моем месте в банке. Каждое утро она на автомобиле ездит в офис, а вечером возвращается. К этому времени я варю борщ и накрываю на стол. Иногда летом по выходным мы ездим за город на шашлыки, слушаем веселую музыку, а я ловлю рыбу.

Мои родственники — папа, мама, братья — очень любят меня и приходят в гости. Они приносят подарки и устраивают пир. Я только ем, но алкоголь не пью. Алкоголь мне запрещен, потому что я пью таблетки.

В церкви

Один мой приятель-шизофреник лечит свою болезнь псалмами и молитвами. Встанет утром в шесть и раз пятьдесят прочтет что-нибудь. Ему помогает. Он пишет стихи, рассказы и картины и разносит их по церквям, где прихожане и батюшки его хвалят. Он, в отличие от меня, не пьет таблетки и считает, что его спасает вера.

Когда я совсем отчаялся в том, что смогу снова писать, то позвонил ему и сказал: «Миш, давай я схожу с тобой на литургию», — он согласился и ждал меня утром на Пушкинской в центре зала.

Потом я два часа стоял на службе, принял причастие, а священник говорил проповедь про таблетки, которые не действуют, и про спасение молитвами и постом.

Позже я пару раз брал у Миши молитвенник, но молитвы, записанные на церковно-славянском языке, были трудны для понимания, а самое главное — веры в то, что слова могут помочь мне вернуть манеру письма, не было. Я полагаюсь на маленькие горькие кругляшки и уколы, которые практиковали врачи.

Эпилог

Когда я прихожу в больницу, то больше всего огорчаюсь, что вижу старых знакомых. Толстого Сережу, поклонника Бодрийара, чекиста.

Они подходят ко мне и спрашивают:

— Чего пришел?

— К Ароньевичу.

— На прием или просто так?

— На прием.

— А ты работаешь?

— Работаю.

— Кем?

— Писателем.

«Угу», — говорят они и идут, шатаясь, по коридору дальше, чтобы занять свои кровати или успеть на обед. Они находятся в больнице годами, потому что при уменьшении дозы у них начинаются галлюцинации, страхи или бредовые идеи. Их только иногда направляют в санаторное отделение, а потом опять возвращают.

Я их очень люблю, и мне их так жаль, что слезы наворачиваются.

Ольга Аникина

Доктор, здравствуйте

— Доктор, можно?

— Вы видите, я занимаюсь другим пациентом. Дождитесь своей очереди.

— Послушайте, передо мной уже прошло четыре человека, и вы каждый раз говорили — подождите, подождите.

— Четыре человека? Как это, уже четыре?

— Ну да, одна была с рецептом, другая с острой болью, третий — дедушка ветеран, четвертая прошла, потому что у нее ребенок маленький на руках.

— Но вы же видите, я занята, я заполняю карту.

— Доктор, я ненадолго, вы меня хорошо знаете, меня даже осматривать не надо…

— Конечно, я знаю вас. Еще бы я вас не знала. Вот потому-то я и говорю вам: посидите, я пока принимаю других.

— Доктор, но я ведь тоже пациент.

— Вы особый пациент, и поэтому я вами займусь в порядке очереди. Немного подождите… Вот видите, телефон. Алло… Да, Михаил Александрович. Конечно, для вас все что угодно. Как фамилия? Записываю. Сало-ма-тин через «а», я поняла. Что там? Да, ясно. Выпишу. Пусть заходит без очереди. Послушайте, моя хорошая, вы же видите, какая у нас система, мне только что позвонило начальство…

— Ох…

Через двадцать минут из кабинета выходит пациент, держит в руке бумаги, направления на анализы и больничный лист.

— Доктор, это снова я.

— О, боже мой… Совсем про вас забыла.