Здравствуй, мишка!

Всю дорогу по болоту мой маленький друг ехал у меня за пазухой, а сейчас, во время отдыха, я вынул его из-под рубашки и пустил побегать. Щенок осмотрелся, потянул в себя лесной воздух слева и справа и, ковыляя, путаясь в траве, поплелся за мной исследовать сухой клочок светлого леска, поднявшегося среди гнилых болот. Я остановился у еловой подстилки, загадочно появившейся в глухом лесу, и не заметил, как мой Верный поплелся куда-то дальше и исчез в кустах. И тут как раз за кустами раздался вдруг злой лай-скулеж моего отважного щенка.

Щенок лаял на что-то невидимое и не слышимое мной, скрывавшееся, как я полагал, впереди за стеной елей и берез. Я шагнул вперед. Верный, приободренный моим решительным шагом, также сделал несколько своих щенячьих шажков в сторону возможной опасности, но снова замер и пискливо взбрехнул. Я прислушался, присмотрелся, ничего опасного впереди не обнаружил и только собирался пожурить своего четвероногого друга, как совсем близко уловил не очень приятный запах — сразу за кустами, которые мы с Верным отважно преодолели, по седой лесной траве лежали пятна жидкого помета. Помет был совсем свежий.

Я слыхал, что если медведя как следует напугать, то у него тут же расстроится желудок. Явление это называли «медвежьей болезнью» и в вологодских и в пермских лесах, где приходилось мне слышать самые разные медвежьи рассказы, но относиться к этим рассказам достаточно серьезно я не мог и чаще считал «медвежью болезнь» не очень остроумным анекдотом.

Не знаю, напугал ли я как следует медведя, или он сам, заслышав, почуяв человека, поторопился убраться в глубь леса, но то, что желудок у этого зверя работал не вполне нормально, я могу засвидетельствовать достаточно авторитетно.

Догадавшись тут же, кто именно устроил рядом с лесной дорогой мягкую еловую постель, я, наверное, тогда растерялся, по крайней мере, преследовать ушедшего от меня зверя не стал, а как можно тише вернулся к своему рюкзаку, под языком которого лежало в чехле мое двуствольное ружье шестнадцатого калибра, и неприятно для себя вспомнил со всеми подробностями услышанную только вчера вечером историю про оплошавшего старика и его сына...

Постепенно некоторая неуверенность у меня прошла, но прошло одновременно и желание набрать грибов в сухом островке и сварить здесь, рядом с чистыми светлыми березками, вкусный грибной суп. Немного я успокоился и стал подумывать, как быть дальше с ружьем. Оставить ли ружье в чехле, или все-таки достать из чехла, собрать и нести на всякий случай в руке... А вдруг...

Просто так, ради красивой позы или неоправданного риска, я бы не убрал подальше двустволку. Нехитро спустить курок заряженного ружья, да еще тогда, когда веришь в оружие и умеешь не очень плохо стрелять. Но нельзя же стрелять только потому, что твой страх сильнее тебя.

Итак, мое ружье по-прежнему осталось в чехле. Неуверенность и неопределенность прошли, и я вернулся туда, где совсем недавно зло ворчал мой Верный, и отыскал на болоте свежие следы-ямы от медвежьих лап — медведь уходил от меня ходко, далеко разбрасывая на быстром ходу лапами торфяную грязь. Потом шаг зверя стал покороче, на зеленом ковре лесного болота уже не попадались мне комья раскиданной грязи — медведь, видимо, немного успокоился и, обойдя болото по полукругу, вышел на дорогу. По дороге он не спеша побрел впереди меня.

Я вернулся к рюкзаку, уложил за рубашку Верного и, отмахиваясь от комаров сломанной березовой веткой, пошел по дороге следом за медведем: мне надо было идти как раз в ту сторону, куда направился зверь.

По жидкому, разбитому мостику я переправился через лесной ручей, и тут же у ручья заметил старые и свежие медвежьи следы; следов было много, и все они были оставлены одними и тем же животным. Следы тянулись и по краю дороги, и пересекали дорогу то с одной, то с другой стороны. Все говорило о том, что медведь бродил здесь часто, часто навещал ручей, что здесь он живет, разыскивает корм и что, наконец, вступил я на территорию, принадлежащую зверю — впервые вошел в настоящий медвежий «дом».

Странным казалось мне только одно: почему этот тайный таежный зверь устроил себе летнюю постель у самой дороги? И я попытался ответить на этот вопрос. Люди ушли из леса в прошлом году и оставили эту дорогу. Всю осень, зиму и весну по этой дороге никто не ходил и не ездил. Весной медведь поднялся из берлоги, заглянул к дороге, не обнаружил следов людей и преспокойно остался здесь. Видимо, не смутило зверя и стадо, которое прогнали в лес в начале лета. А почему все-таки устроил медведь лежку у самой дороги? Может быть, потому, что именно здесь оказалось сухое, удобное для отдыха место... А может, медведя подвела его уверенность, может, он что-то не предусмотрел в своем опрометчивом решении: ведь мы-то его все-таки здорово напугали.