Здравствуй, Гр-р!

Следующий вопрос я даже сформулировать не успела. Зато сделала открытие: когда совсем-совсем-совсем страшно, я веду себя, как обычный человек, то есть ору. Очень громко. А кто бы не испугался, если бы в полнейшей тишине — в этой чертовой комнате даже не тикали часы — ему на голову с балдахина свалится кот? Что это был кот, я узнала потом. Но тогда от неожиданности и под тяжестью упавшего на меня предмета я с диким воплем рухнула на труп. Сразу слезть с покойника не получилось — мешало мое облачение. Я отползла к краю постели и спустила на пол ноги, уже совершенно потеряв голову. Шагнула назад, но предательская рубаха в очередной раз стреножила меня, я слетела с проклятых ступенек, оставив на них свои восточные тапки, и во весь рост растянулась на полу. При этом я не переставая голосила. Кот, вцепившийся мне в волосы, удачно аккомпанировал, завывая где-то в районе затылка. Нас с котом накрыло пеньюаром, и мы сразу замолчали. В тишине кот отцепился от меня и растворился в складках батиста. Еще секунду было тихо, потом послышался топот бегущих ног, голоса. Открылась и закрылась дверь. Я лежала под пеньюаром и думала, как поступить — встать и явить себя народу или уж продолжать изображать сугроб. И еще я думала, что вечно влипаю в истории, и то, что происходит сейчас, в очередной раз доказывает, что спокойная жизнь не для меня.

2. Я узнаю, как меня зовут.

Я продолжала лежать на полу, накрытая белым батистом с кружавчиками и зажмурившись так, что ныли зубы. Надо мной летали голоса. Прямо хор из античной трагедии… Тут чьи-то руки подняли меня и поставили на пол. Воцарилась тишина, а потом хор дружно заревел: "А-а-а-а!". И я открыла глаза. Понятно, почему они так орали — даже при мутном рассветном освещении было видно, что одежда на мне перепачкана кровью, как и руки. Ага, значит, мужика укокошили совсем недавно… — подумала я некстати. А что в моей ситуации было бы кстати?

Хор замолчал, как будто им управлял невидимый дирижер. На меня уставились три пары глаз: высокая черноволосая тетка в чем-то широком и вишневом, рыхлая бесцветная девица в таком же, как у меня, батистовом сугробе и еще одна, одетая явно в форму горничной — черное длинное платье и белый фартук.

— Здрас-с-с-те! — приветливо сказала я не моим, каким-то писклявым голосом. — Где тут у вас можно руки помыть? И во что-нибудь переодеться?

Вишневая тетка проделала руками движение, которое я определила, как всплеск рук. Читали старые романы? В них дамы без конца всплескивают руками. В жизни мне этого не приходилось видеть, но, глядя на тетку, я поняла, что она сделала именно это — всплеснула руками.

— Анна, — строго сказала она. — Что с тобой?

Затем последовало много французских слов. Я не знаю французского, но охотно слушаю французский шансон, а в молодости вообще обожала Дассена, поэтому французскую речь узнала, хотя не поняла ни слова. В школе и в институте я учила английский, и уж если так надо говорить не по-русски, то с запинками и медленно могу изъясняться на языке Шекспира. Все это я изложила дамам. Я говорила, а троица медленно и осторожно отодвигалась от меня, пока не уперлась в кроватный постамент.

— Да, кстати! — я решила, что надо поставить их в известность насчет трупа. — А на кровати убитый человек…

Не успела я договорить, как две из трех дам лежали на полу, изображая обморок. Притворялись! Я заметила, как осторожно они опускались на пол. Вишневая перешагнула через лежащих и поднялась по ступенькам к кровати. Мне бы ее самообладание! Или она тоже — девушка с веслом? Дама опять произносит что-то по-французски.

— Мадам, я вас не понимаю! Пожалуйста, говорите со мной по-русски!

— Анна! Это неслыханно! Какой позор! Мужчина в твоей спальне! Мертвый мужчина! Вот к чему привели вечные твои фокусы! Теперь тебя назовут убийцей! Ты убила своего жениха!

— Я?! Какого лешего? Жених? И я его убила? У вас что, крыша поехала? Я вас не знаю, впервые вижу!