Здесь птицы не поют

Соседей прилетело десять человек, троих из них Моня восторженно назвал «Бабы!!». Но даже на его непритязательный вкус этому выражению соответствовали лишь две женщины из трех. Уже знакомая геологам Лара, другая — чуть постарше, в очках и с хитрозакрученной фигушкой на затылке серая мышка Наташа. Третья же была молчаливая сосредоточенная толстуха Зоя, которую муж — тот самый красавчик — химик Петр иногда называл Светой. Чуть позже выяснилось, что Зоя — ласковое семейное прозвище, аббревиатура от «змея особо ядовитая».

Мужская часть рыбацкого стойбища выглядела достаточно однообразно, если не считать оперного баритона Ивана. Все остальные были примерно одной комплекции заплывших жиром борцов. Одень их в однообразную одежду и отличить друг от друга их можно было бы только по крестам на толстых золотых цепочках.

На вопросы о профессиях, один из них — Геша, улыбаясь во всю лунообразную небритую рожу, ответил:

— Ерундой всякой занимаемся, бумажки, в основном, подписываем. Юристы мы.

Виктор едва не подавился гостевым чайком, услышав такое. Посмотрел на толстые мясистые руки Геши, на сосискообразные, поросшие волосами короткие пальцы с обломанными и обкусанными ногтями, подумал:

— Такими лапами в царских застенках ноздри рвать, а не «бумажки подписывать», — и, кажется, сказал это вслух, потому что вызвал приступ хохота у всех рыбаков.

В другое время он бы придержал язык, чтобы не нарываться, но в тот раз, после дневного перехода едва не падая в обморок, не смог проконтролировать себя.

— А моими? — сунулся к нему еще один Гешин близнец — Серега. — Во, смотри!

И перед лицом Рогозина появились две еще более ужасные ладони, больше похожие на уродливые лопаты, чем на человеческие конечности.

Такие клешни Виктор уже видел однажды в Youtube, случайно наткнувшись на короткий фильм о знаменитом рукоборце Цыпленкове.

Видимо, лицо его красноречиво отразило эмоции, потому что вокруг снова заржали и Серега довольно захрюкал.

Особое внимание у соседей вызвал Атас — серьезный и независимый. Они наперебой предлагали Савельеву деньги за собаку, а когда тот отказался, то полушутливо пообещали ему умыкнуть пса, на что Ким Стальевич весело сказал:

— Ну давайте, умыкайте. Заодно посмотрим, кому яйца жить мешают. Да, Атаска? Принесешь мне яйца воришки?

Пес дважды важно гавкнул.

Рогозин уже знал, что это гавканье — ответ на условный знак «Атаска», но на рыбаков этот нехитрый фокус произвел впечатление.

Рогозин думал, что после посещения стоянки соседей и знакомства с ее обитателями у Мони отпадет желание завершать дурацкий спор, но, кажется, возникшие трудности в виде возможной мести еще больше раззадорили похоть коллеги. После первого же визита в соседский лагерь тот каждый вечер перед сном однообразно мечтал вслух о том, как овладеет кокетливой Ларой, в какие позы поставит и как она потом будет молить его о новой встрече. Под это бормотанье и засыпали, только, кажется, Гоча все еще считал дни, оставшиеся до получения мониного карамультука.

У рыбаков распорядок дня выглядел полной противоположностью тому, в котором жил последние дни Рогозин. Кое‑как продрав похмельные глаза к полудню, завтракали, готовили снасти и выползали на реку за рыбой. Не все, только самые активные. Остальные загорали на берегу под холодным якутским солнцем. Женщины звенели посудой, что‑то готовили, но тоже еле двигались — как сентябрьские жирные мухи.

Всюду вокруг стоянки рыбаков: между деревьями, камнями, вкопанными в землю палками, мужчины натянуты лески, на которых вялили рыбу. Не столько вялилась даже, сколько тухла, потому что погода установилась не очень‑то подходящая для вяления — постоянная облачность способствовала ровному загару, но отнюдь не заготовке кондевки, омуля, карася и чира. И ежедневно под сочные ругательства обратно в реку отправлялась порция зловонного мяса, но вылавливали так много, что съесть просто не успевали, а все емкости для засолки кончились в первые три дня.

Петр поначалу радовался обилию добычи, сравнивал с предыдущими годами и не находил аналогов, но уже через неделю и он начал просить своих друзей выходить на промысел пореже — чтобы окончательно не провонять протухшей рыбой. И не приманивать окрестных медведей.

Вскоре он даже начал жаловаться, что рыбы слишком много — она будто обезумела и сама прет на берег.

— Это сюллюкюн рыбу гонит, Улу Тойон ему приказал, — твердил Юрок, раскуривая трубку. — Чтобы люди стали жирные. Когда люди вес наберут, Улу Тойон прикажет сюллюкюн рыбу остановить. Пошлет медведя, рысь и ворона, чтобы привели они к нему этих жирных людей. Тогда он их выпотрошит, жир растопит и зажжет, а души сожрет.

Рогозин слушал его бредни, но не очень‑то в них верил, ведь кроме своих слов якут больше ничем не мог подтвердить присутствие в этом месте потусторонних сил — водяных, демонов и прочей нечисти.