Наверное, она просто сломалась под этим грузом черной работы. Может быть, ей не хотелось быть второй – но, с другой стороны, она же сама не претендовала ни на что иное… В конце концов, есть лидеры и есть ведомые, это естественно, тут нет ничего обидного. Вот как этот работяга в замызганной ветровке, что идет навстречу, счастливый, с бутылочкой недорогого пивка, не станет никогда ни бизнесменом, ни даже начальником цеха, и это его собственный выбор.
В общем, она просто пропала. Не пришла на кафедру в оговоренное время, но ответила по телефону, что придет завтра, не пришла другой раз, а потом и по телефону ее застать уже было невозможно. Леня трубку не брал никогда, принципиально, а Марина то ли уехала куда-то, то ли просто не хотела никого видеть и слышать. Через две недели я уже и сам перестал ей звонить. Она потом перезвонила как-то раз и другой, поздравила с днем рожденья, говорила вроде бы тепло, но ни словом не обмолвилась о прежнем. Словно ничего и не было. Так и обошлось – вроде не ссорились, а просто разбежались.
Спасибо, что Лиза тогда меня по-настоящему поддержала. Она выслушивала мои гневные отповеди, которые выдал бы я нерадивой сотруднице, если бы она подошла к телефону – а выдавал в пустоту, платяному шкафу или Лизе. А то я и просто сорвался на Лизу без особых причин, потому что было мне хреново, а она поняла и простила, без скандала. Тут уже она меня, по сути, выгуливала, хотя совершенно этого не умела.
Негустой поток людей обтекал, как струя летнего дождя, не оставляя следов в памяти и ничего не меняя в этом мире. Как знать, может быть вот здесь, вот сейчас рядом проходят родные друг другу люди, которым недостает только одного – познакомиться? Как мы с Маринкой. Или на самом деле мы были чужими – и остались ими? Просто сцепились в какой-то момент зубья шестеренки, а человек не на станке выточен, у него все зубчики разные, и число их шестизначное. Вот, иногда совпадают два зубчика, как у нас с Маришей. Провернулись колесики – и всё, вращаются себе дальше, зацепляют других и по другим поводам. И к той комбинации, одной из миллиона, уже не вернуться никогда.
Даже если я увижу ее сейчас, что я ей скажу? Не высказывать же старые обиды, да и хорошего у нас было больше, как ни крути. Сказать, что когда-то я не мог без нее жить, а теперь могу, и вроде бы неплохо получается? Что я написал-таки свой диссер, и она может придти на защиту, выпивать с зубром – ах да, зубр-то как раз не придет… Не придет и она. К чему? Работает, наверное, в каком-нибудь офисе, бумажки перекладывает за свою «полторашку», объем продаж отслеживает.
Нет. Ничего не будет. «Как Леня, как дочка». Да понятно как, в целом неплохо. Ну, и Лиза с Вадькой тоже. Вот, в Евпаторию собираемся, Вадьке путевку достали от универа, ему же надо, и такое еще бывает, хотя редко. Ну, заходите как-нибудь. Чужие люди. Совсем чужие. И лучше даже не знать, что и как сейчас, потому что если беда – уже не помогу, а если мне будет нужна ее помощь – уже не доверюсь. А светских бесед за чаем мне и так хватает в жизни. Нет.
Он уже нырял в метро, бегом спасаясь от очередного наплыва летнего дождя (опять не догадался зонтик захватить), как вдруг из киоска с дисками резануло чем-то до боли родным, бардовским. Барды нынче в моде, и песня была забыто-знакомой – нескольких слов было довольно, чтобы она развернулась там, внутри, в огненный цветок.
Как же там пелось? «Друзья уходят как-то невзначай…» – а дальше? Не помню. Потом: «и мы смеемся с новыми друзьями, а старых вспоминаем по ночам». И еще там точно так было: «и на прощанье стискиваем руки, и руки обещают нам: приду». Не приду, и не придет. Некуда приходить, и незачем. И даже просто некому.
Зато есть отзыв, идиотский, но формально положительный, и оба оппонента только за, и ученый совет наверняка не будет кидать подлянки, и значит, что-то в жизни получилось. А старых вспоминаем по ночам. И пусть. И ладно.
Это было, и спасибо жизни, ей, себе самому, что оно – действительно было, а значит, осталось навсегда.Любовь накануне референдума