Здесь был Шва

Так вот, сижу я смотрю в окно, думаю о Лекси и о том, что её родители вот-вот, в любой день, вернутся домой, гадаю, не зашлют ли они свою дочь куда-нибудь в частный интернат на не обозначенный на карте остров, лишь бы подальше от меня, и вдруг… На заднем стекле припаркованного «шевроле» вижу нарисованную на тонком слое снежка перевёрнутую букву «е» — знак «шва». Выхожу на ближайшей остановке, тороплюсь обратно к «шевроле», но того уже и след простыл.

— Здравствуйте, я бы хотел поговорить с М. Тейлор.

— Слушаю вас. А кто это?

— Простите, сэр. Ошибся номером.

Мама уже начала склоняться к мысли, что я чокнулся, потому что каждый вечер, как ненормальный, вишу на телефоне. Она подумала, что это временное помешательство — одно из проявлений пубертатного периода. К угрям и запаху пота прибавилась, похоже, телефонозависимость. А вот я смотрел на это иначе. Я чувствовал, что это наказание. Мне воздавалось за то, как беззастенчиво я использовал Шва, когда мы обнаружили эффект его имени, и за то, как безжалостно я оттёр его в сторону, когда дело коснулось отношений с Лекси. И за то, что не взял его с собой к Ночному Мяснику — до того как он выбросил кучу денег на рекламный щит. И теперь, в который раз стоически поднимая трубку и набирая номер, я чувствовал что-то вроде мазохистского удовольствия от обрушившейся на меня кары. Я воспринимал её как некую извращённую честь. Висение на телефоне стало частью моей повседневной жизни, чем-то, что я проделывал, не задумываясь; вот точно так же, выходя на улицу, я повсюду искал знаки шва. И находил их великое множество. Наверно, Кристина тоже, потому что она нарисовала перевёрнутую «е» на коробочке с завтраком, который брала с собой в школу. Я так же не мог объяснить происходящее, как не мог объяснить, что за странная сила заставляет меня каждый вечер садиться у телефона и звонить.

— Здравствуйте. Это М. Тейлор?

— Да.

— А «М» случайно не значит «Маргарет»?

— Да, именно это оно и значит. Чем могу помочь?

— Наверно, ничем. Это не вы продаёте дом в Бруклине?

— А что такое? Вы заинтересованы? Он в отличном состоянии!

Меня чуть удар не хватил. Вот это да. Неужели?.. Я настолько привык вешать трубку после своего сакраментального вопроса, что не знал, о чём же говорить дальше.

— Алло? — спросили в трубке. — Вы куда-то пропали.

— Да, да… Послушайте, я ищу одного парня, который жил в этом доме. Кельвин Шва.

— О, вы один из его друзей?

И опять у меня отнялся язык — я только сейчас сообразил, что разговариваю с той самой тётей Пегги! Не спрашивайте меня, какой имбецил придумал такое уменьшительное имя для Маргарет. У меня было чувство, будто мои мозги превратились в макароны. Так бывает, когда по радио объявляют, что каждый девятый позвонивший получает приз, и ты звонишь, но знаешь, что уж ты-то точно никогда не будешь этим самым девятым, и когда они поднимают трубку и начинают с тобой разговаривать, ты думаешь, что это какая-то ошибка. А потом, когда тебя пускают в эфир, то вообще впадаешь в идиотизм и вешаешь трубку, забыв назвать свой адрес, и в результате они не могут выслать тебе обещанные билеты на концерт. Не смейтесь — такое случается.

— Да, я его друг, — сказал я тёте Пегги. — Он у вас? Можно мне с ним поговорить?

— Боюсь, его здесь нет. Я могла бы передать ему сообщение.

— Да, хоро… А вы не скажете, почему он так внезапно переехал? И почему вы продаёте их дом?

Тётя Пегги испустила тяжкий вздох.

— Наверно, мне не следовало бы сообщать вам об этом, но, кажется, это уже ни для кого не секрет. У них были большие финансовые затруднения. А папа Кельвина… скажем так, не очень хорошо справляется с такими вещами. Вот я и занимаюсь продажей их дома, а он поселился у меня.

— А Кельвин придёт домой позже? Мне правда очень-очень нужно поговорить с ним!

— О, Кельвин не живёт здесь, — ответила тётя Пегги. — Он временно переехал к одному своему другу в Бруклине — чтобы не менять школу до конца учебного года.

— Отлично! Вы не могли бы дать мне номер этого друга?

— Конечно. Его зовут Энтони Бонано. Подождите, я сейчас найду номер.

Я отнял трубку от уха и воззрился на неё так, будто она внезапно превратилась в банан.

— Алло! — сказала тётя Пегги. — Вы слушаете? Так вам нужен номер или как?

— Э… Нет, всё в порядке, — пробормотал я. — Неважно.

Я повесил трубку и целую минуту недвижно пялился на телефон. Именно в эту минуту я и решил выйти из игры. Значит, Шва всё-таки исчез. Но, как и с его матерью, это был его собственный выбор. Пусть он принял неверное решение, как это не раз с ним случалось, но я обязан его уважать; и хотя у меня имелось подозрение насчёт того, куда делся Шва, я не собирался больше преследовать его. Я уже отбыл своё наказание.

* * *