Здесь был Шва

В тот прохладный вечер мы сели на автобус и, проехав через Бенсонхёрст, через Бэй-Ридж, через все цивилизованные районы Бруклина, оказались в месте, которое в доколумбовы времена наверняка именовалось Краем Земли. Это была старая часть Бруклина, где берег изгибался дугой в сторону Манхэттена; здесь располагались дряхлые доки, в которых уже до рождения моих родителей не ступала нога человека, и покинутыми складскими зданиями высотой в десять этажей, с выбитыми и заколоченными досками окнами, а если где стёкла и сохранились, то они были покрыты пятидесятилетним слоем нью-йоркской пыли вперемешку с сажей. Народ постоянно сновал мимо этого места, но никогда не останавливался, потому что здесь проходит Гованус-экспрессвей — поднятое на эстакаде сверхскоростное шоссе; оно пересекает этот мёртвый район из конца в конец. Прямо под эстакадой бежит улица. Я думал, она такая же мёртвая и покинутая, как и всё вокруг, но сегодня здесь было на редкость оживлённое движение.

— Ты не мог бы объяснить, на кой мы сюда приволоклись? — спросил я, пока мы тряслись в автобусе.

— Нет, — серьёзно как никогда ответил Шва. — Подожди немного, и сам увидишь.

За двадцать минут автобус преодолел всего три перекрёстка, продвигаясь между опорами эстакады. Нетерпеливые водители в досаде беспрерывно жали на клаксоны — как будто в образовавшейся пробке виноват тот, кто едет непосредственно перед его машиной.

Шва встал и выглянул в окно.

— Давай лучше пойдём пешком.

— Спятил? Видел, какой в этих краях народ? Небось, это из них набирали массовку в «Ночь живых мертвецов». Ты только на пассажиров этого автобуса взгляни!

Сидящий через проход живой мертвец метнул в меня мрачный взгляд.

— Если боишься, — сказал Шва, — прячься за меня. За моей спиной тебя не заметят.

Когда мы вылезли из автобуса, на часах была уже половина пятого вечера. Темнело, и я содрогался при мысли о том, как мы будем ждать обратного автобуса в этом мрачном и опасном месте. Оставалось лишь надеяться, что автомобильное движение будет столь же интенсивным, так что наши тела, в случае чего, будут обнаружены быстро.

Мы прошагали четыре квартала под эстакадой Гованус-экспрессвея, миновав по пути несчётное количество совершенно одинаковых складов, на которых красовались вывески «На слом», такие огромные и нарядные, словно тут было чем гордиться. Наконец Шва направился ко входу в один из них и толкнул дверь, которая чуть не слетела с проржавевших петель.

— Сюда? — осведомился я. — А что здесь такое?

— Увидишь.

— Ну ты и вредина, Шва.

— Уже недолго.

Я вошёл вслед за ним, хотя инстинкт самосохранения настойчиво мне этого не советовал. Внутри было ничуть не теплее, чем на улице, а воняло так, будто здесь сдохло что-то, надышавшись запахом чего-то, что сдохло ещё раньше. От этого амбре, смешанного с резкой вонью какого-то растворителя, меня чуть не вывернуло.

Слышался торопливый шорох (крысы? Я надеялся, что это коты) и тихое биение крыльев (летучие мыши? Я надеялся, что это голуби). К счастью, было слишком темно — не понять. Шва включил маленький фонарик-брелок и повёл меня вверх по лестнице, засыпанной древесной трухой и осколками стекла.

— Лифт не работает, — пояснил Шва. — А если бы и работал, я бы не отважился на нём проехаться.

Я пытался сообразить, зачем Шва притащил меня сюда, и все мои предположения были одно другого хуже. В конце концов я сдался — пусть он ведёт, а там я уж и сам пойму.

Шва толкнул дверь седьмого этажа. За ней обнаружилось необъятное бетонное пространство, в котором не на чем было задержаться глазу, если не считать обшарпанных пилонов, поддерживающих потолок. Здесь уже не воняло падалью пополам с растворителем, но место было таким заброшенным, таким затхлым, что у меня горло свело и во рту стало противно, как бывает, когда выпьешь апельсинового сока после того, как почистишь зубы.

Раскинув в стороны руки, Шва прошёлся по огромному помещению, словно с гордостью демонстрируя его мне.

— Ну, что скажешь?

— Скажу, что в дурдоме как раз появились свободные койки, — ответил я. — Может, позвонить туда, забронировать для тебя местечко? Или лучше по факсу?

— Ну ладно, ладно, это, может, и не дворец, зато вид какой!

Он подвёл меня к одному из разбитых окон. Я выглянул. Слева виднелись небоскрёбы Манхэттена, под нами протянулось скоростное шоссе, проходившее как раз около нашего склада. Ещё можно было разглядеть парочку улиц с полуразрушенными лабазами, а позади них простиралось Гринвудское кладбище, само размером с небольшой город.

— И что в нём такого замечательного?

Шва тоже выглянул в окно. Солнце уже скрылось за горизонтом, и сумерки быстро переходили в ночь.

— Тс-с, — сказал Шва. — Вот сейчас, в любую секунду…

Эти несколько секунд ожидания повергли меня в ещё бóльшее беспокойство. А когда я нервничаю, то начинаю тараторить, как заведённый.

— Слушай, Шва, я не знаю, что ты тут затеваешь, но что бы это ни было, дела ведь обстоят не настолько плохо, правда?

— Сейчас, сейчас! — перебил меня Шва. — Смотри!

Я потащил его от окна, боясь, что он готовится сигануть вниз, но Шва вырвался.