Здесь был Шва

Но тут заиграл ансамбль, и я быстро вытер навернувшиеся на глаза слёзы, хотя и знал, что Лекси их не видит.

* * *

На следующее утро Лекси прямо заявила деду, что ей известно про то, что он платит её парням-компаньонам. Я появился в квартире Кроули после ланча, решительно настроенный подать в отставку прежде, чем мне дадут под зад, но этого удовольствия Старикан мне не доставил.

— Я капитально ошибся в тебе, — заявил он. — Это же надо быть таким убожеством — ты не сумел даже удержать от неё в тайне нашу маленькую финансовую договорённость.

— Да она уже об этом знала, — огрызнулся я.

— Откуда она могла узнать? Ты что, за дурака меня держишь?

— Ага. По временам.

Он фыркнул. Храбрость приладилась погрызть его туфлю; старик бросил в неё игрушкой-жевалкой. Та, ударив собаку по носу, отлетела, собака устремилась за ней, а потом со счастливым видом утопала прочь с пожёванной и обслюнявленной игрушкой в пасти.

— По-видимому, ты учудил такое, что моя внучка от омерзения предпочитает проводить время со Шва. Ты отныне разжалован в собаководилы.

— Кто сказал, что я собираюсь и дальше на вас пахать?

— Ты, — спокойно ответил Кроули. — Ты вызвался работать двенадцать недель на благо общества.

— Хорошо, а теперь отзываюсь обратно.

— Пф-ф. Жаль, — сказал Старикан. — А я-то думал, что у тебя есть какие-то понятия о чести и совести.

Я скрипнул зубами. Не знаю, с чего мне вдруг стало важно, что обо мне думает этот старый пень, но… Мне было важно! Он прав — я убожество, даже уйти достойно не смог.

— Когда мне идти с вашими собаками — сейчас или позже?

— Да когда хочешь, — сказал он и укатил. На этот раз, к его чести, он не стал открыто злорадствовать над моим унижением.

Я отправился за поводками и всю вторую половину дня старался не думать ни о чём, кроме выгула собак.

10. Землетрясения, ядерная зима и конец света — три в одном, пока мы ели лингвини

В тот день, когда меня разжаловали в собаководилы, родители в очередной раз поругались. Может, эта ссора и не была хуже других, но подействовала она на меня сильнее. Возможно, увидев, как живёт Шва, я стал более чувствителен к тому, что происходит у меня дома.

Я услышал их ещё до того, как переступил порог. Они орали друг на друга совсем как Антоновичи, живущие на два дома дальше; а Антоновичи, скажу я вам, запросто могли бы избавить все Соединённые Штаты от зависимости от иностранной нефти, если бы удалось поставить на службу звуковую энергию, выделяющуюся при их семейных разборках.

— Ну, — сказал Фрэнки, едва я вошёл в дверь, — вот он и настал — Большой Пэ. Думаю, никак не меньше восьми и шести десятых по шкале Рихтера. Хватайся за что-нибудь, авось пронесёт. — Он притворялся, что смотрит телик, а сам прислушивался к ругани родителей.

Кристина, присев у двери кухни, что-то записывала в свой дневник.

— Это началось в пять одиннадцать вечера, — сообщила она. — Продолжается без перерыва уже тридцать семь минут.

— Томатный соус? — вопила мама. — Я тебе сейчас покажу томатный соус!

Большой Пэ — это вам не шуточки. Годами мы надеялись, что нарастающее давление как-нибудь рассосётся серией небольших землетрясений, и годами наши надежды оправдывались. Я уже начал думать, что Большой Пэ никогда не придёт.

— Если бы не я, вы бы все с голодухи подохли! — вопила мама.

— По крайней мере тогда конец нашим страданиям пришёл бы быстро! — не остался в долгу папа.

Большой Пэ, оказывается, наступил по причине еды. Мама, вообще-то, не бездарь в готовке, но папа… Папа, как я уже упоминал — повар экстра-класса. Никто из родителей моих приятелей — ни отец, ни мать — и в подмётки ему не годится по этой части, но проявить себя ему удаётся не часто, потому что кухня — это мамина территория. Папа, может, и был вице-вице-президентом по разработкам в «Пистут Пластикс», но мама зато была императрицей «Бонано Хаванино», и я заранее жалел того глупца, который попробовал бы скинуть её с трона.

Этим глупцом оказался папа. Судьба, ничего не попишешь.

Ну что ж, если для Большого Пэ они избрали сегодняшний вечер, то ошиблись датой. Я только что выгулял четырнадцать собарей, меня опустила слепая девушка, меня опустил её неслепой дедушка, и в данный момент мне до смерти хотелось кока-колы.

— Энси, не ходи туда, — предупредил Фрэнки. — У нас как раз кончились мешки для трупов.

Я решил, что смогу пробраться на кухню и выбраться оттуда незамеченным. «Эффект Энси», конечно, не сравнить с «эффектом Шва», но для моей семейки сработает не хуже.

Я пролез мимо Кристины, продолжавшей строчить в дневнике — она, видимо, вознамерилась оставить полный отчёт о своей жизни в назидание грядущим поколениям.

На кухне передо мной развернулась до нелепого драматическая сцена. Шекспир отдыхает. Папа размахивал лопаточкой для жарения, словно это была шпага, мама по большей части разговаривала руками — каратист бы позавидовал.

— Меня уже тошнит от жратвы, приготовленной по пресным, безвкусным рецептам твоей семьи! — воскликнул папа.