Это не так уж удивительно: к политическим и военным делам, которые только и считались достойными римлянина, Нерон относился пренебрежительно и без интереса, зато к искусству и спорту — традиционным греческим занятиям — испытывал настоящую страсть. Сначала он предавался им потихоньку, в уединении, с учителями, потом стал выступать перед ближайшим окружением, наконец, почувствовав вкус к публичности, стал навязывать свои выступления всему народу. Не склонный к путешествиям, он все-таки отправился в боготворимую им Грецию, где приказал совместить в один срок многочисленные общегреческие состязания, чтобы выступить и победить на всех. На Олимпийских играх он принялся править колесницей, запряженной десятью конями. Такой трюк обычно и профессионалам не удавался, так что Нерон благополучно упал. Его подняли, отряхнули, посадили обратно, но продолжать соревнование он уже не мог и сошел с дистанции. Тем не менее судьи присудили ему победу (а что им оставалось?), а он за это пожаловал свободу всей провинции Ахайе (то есть Греции) — жест, который не имел никакого политического смысла, но грекам все равно понравился.
Образ полубезумного императора, который смотрит на бушующее пламя и поет в экстазе, настолько ярок, что реальности с ним соревноваться не под силу. В английском языке даже есть идиома, обозначающая бездействие или неуместное действие в момент общего кризиса — «играть на скрипке, пока Рим горит»
Мания величия, которой явно страдал Нерон, проявилась и в его архитектурно-строительных планах. Некоторые так и остались планами: например, гигантский канал от Остии до Неаполитанского залива (чтобы можно было плавать из Рима на курорты и обратно, не выходя в открытое море) прорыт не был, хотя строительство началось и Нерон приказал кинуть на эти работы всех ссыльных и даже уголовников. У тиранов вообще довольно однообразная фантазия.