Здесь был Рим. Современные прогулки по древнему городу

Римские каникулы

Байрон, один из великих английских поэтов-романтиков, бывал в Риме лишь проездом, но успел оставить описание Колизея в драматической поэме «Манфред» и перевести с латыни запоминающимися стихами пророчество англосаксонских пилигримов про то, что пока стоит Колизей, будет стоять Рим, и так далее.

У одной строчки из четвертой песни «Паломничества Чайльд-Гарольда» оказалась необычная судьба.

Помните фильм «Римские каникулы», где Одри Хепберн играет молодую принцессу, у которой случился короткий и обреченный роман с американским журналистом? По-английски фильм называется Roman Holiday. Это цитата из Байрона, из той части «Паломничества», где поэт говорит о Колизее и об умирающем гладиаторе:

И кровь его течет — последние мгновенья
Мелькают, — близок час… вот луч
воображенья
Сверкнул в его душе… пред ним шумит Дунай…
И родина цветет… свободный жизни край;
Он видит круг семьи, оставленный для брани,
Отца, простершего немеющие длани,
Зовущего к себе опору дряхлых дней…
Детей играющих — возлюбленных детей.
Все ждут его назад с добычею и славой,
Напрасно — жалкий раб, — он пал, как зверь
лесной,
Бесчувственной толпы минутною забавой…
Прости, развратный Рим, — прости, о край
родной…

К сожалению, в приведенном переводе — а это перевод Лермонтова — нужная нам строчка просто выпущена. Нет ее и в более строгом переводе В. В. Левика. Вот она по-английски: Butcher’d to make a Roman holiday, то есть примерно «Зарезан на потеху римской черни».

Думаете, совпадение? Но вот что пишет Марк Твен в книге 1869 года «Простаки за границей», которая принесла ему славу: «Пока все идет прекрасно. Если у кого-нибудь есть право гордиться собой и быть довольным, так это у меня. Ибо я описал Колизей и гладиаторов, мучеников и львов — и ни разу не процитировал: „Зарезан на потеху римской черни“. Я единственный свободный белый, достигший совершеннолетия, которому это удалось с тех пор, как Байрон создал эту строку. „Зарезан на потеху римской черни“ — звучит хорошо, когда встречаешь эти слова в печати первые семнадцать — восемнадцать тысяч раз, но потом они начинают приедаться».[38] Не правда ли, вы теперь будете смотреть фильм другими глазами?

Колизей изнутри. Гравюра А. Спекки, XVIII век.

В романах викторианского времени авторы по обе стороны Атлантики изображали Колизей романтическим, но от этого опасным местом любовных свиданий и тайных прогулок при луне. В Колизее люди теряют рассудок, подхватывают «римскую лихорадку» (малярию) или насмерть простужаются, посидев на глыбе мрамора.