Зажечь звезду

— Знаешь, Этна, — язвительно процедила я, выбираясь из-под стола, — намеков ты, видимо, совсем не понимаешь. Скажу прямо: я не хочу ни с кем знакомиться. Ни с парнями, ни с девушками, ни с ручными обезьянками. Я хочу, чтобы меня оставили в покое. Не лезли в душу, не решали, что мне нужнее… Времени у меня немного — всего две недели, и за это время я должна разобраться в себе. Понимаешь? Поэтому, сделай милость, не пытайся меня «повеселить».

— Как скажешь. А ты пойдешь? — равнодушно пожав плечами, Этна обернулась к Сианне. Обиделась, нюхом чую. Ладно, потом извинюсь, и вообще, она сама виновата. — А, Сианна?

Та восторженно подпрыгнула на сиденье. Пустой стакан жалобно звякнул.

— Конечно, конечно, пойду! А ты так всю ночь и проспишь, да, Найта? И не пожалеешь?

В ответ я рассмеялась. От сбивчивой речи этой непосредственной девушки на душе почему-то полегчало. Вот ведь неугомонная. И ничем ее не смутишь, ни пятнами на скатертями, ни ведьминскими истериками.

— Нет, я пожалею вас, когда в шесть утра мы пойдем на пляж, и вы будете вареные.

— А зачем в шесть утра на пляж?

— Народу меньше, — туманно пояснила Этна. — И море чище.

— Странные вы…

— Да уж какие есть…

Стоило ли сомневаться, что они все-таки утащат меня на эти чертовы танцы. Уговорили, как миленькую. И, разумеется, я оказалась права. Дискотеку устроили не на пляже, а на сцене летнего театра после глупого представления.

Шум, вопли, грохот так называемой музыки и тяжелый, душный запах потных тел. Ненавижу. Не-на-ви-жу.

При первой же возможности я отговорилась усталостью и пошла «подышать» на пляж. Все, больше они меня туда не затащат. Ни за что.

К сожалению, пляж тоже был занят. На дальнем неосвещенном конце ворковали парочки, ничуть не смущаясь соседством таких же влюбленных. Ближе к пирсу, на деревянном настиле, где днем продавали прохладительные напитки, девушка с гитарой услаждала слух немногочисленных посетителей. Наверно, пресловутый живой концерт. Ладно, в конце концов, это не так уж мешает. Да и мелодия приятная. Только рваная какая-то.

И смутно знакомая.

Я прислушалась. В глубоком, чуть приглушенном голосе слышались рыдания. И беспросветное, чуть удивленно отчаяние. Зачем все это? К чему?

Зачем ты тащишь меня снова
К людям чужим
Без единого слова?
Зачем ты берешь мои руки,
Изрезанные ножом?
И эти кошмарные звуки —
Ты говоришь — музыка.
Я говорю — мука.
Я знаю, что будет потом.
Зачем ты ведешь меня глупую, нелепую,
На дальний причал?
И снова кошмарные звуки.
(Рояль заскрипел, саксофон застучал,
И, кажется, стонет скрипка).
Смеюсь и плюю —
Твои губы целуют так мерзко и липко.
Бросаюсь в холодную воду с ограды.
Плыву.
Плыву за буйки.
В холодную моря громаду,
Пока еще руки крепки.
Но шелк этой юбки цыганской
Так тянет ко дну.
И волосы мне облепили лицо.
Тону.
Тону и смеюсь.
Вода в моих легких,
Но я не боюсь… Но что это?
Было темно и вдруг болью прорезался свет.
На досках лежать так холодно.
Прошу у тебя ответ;
Но ты только плачешь,
Целуя мою рассеченную бровь.
И я говорю — тихо — безумие.
Но ты возражаешь — впервые —
любовь.

Где-то на середине песни струна оборвалась, издав жалобный стон. Ничуть не смущаясь, странная девушка продолжила петь, одним голосом вытягивая сложную мелодию. Слушатели, как завороженные, подались вперед — и я вместе с ними. Здесь, на самом краю пирса, было сложно разбирать отдельные слова. Плеск волн заглушал тихий голос, скрадывая окончания, и казалось, что певица задыхается от судорожного плача. Но последнее слово, произнесенное хриплым шепотом, я услышала очень четко. Сжалась в комочек, стараясь не вспоминать.

Безумие.

Любовь.

Наверно, все же безумие. Он ведь ушел.

Кажется, я еще довольно долго пролежала на просоленных волнами досках. Кто-то из постояльцев принес гитару взамен сломанной, и девушка продолжила петь. Я распласталась на мокрой шероховатой поверхности, вглядываясь в далекие звезды, вслушиваясь в гитарные переборы. Издалека все песни походили друг на друга. Жирную точку в выступлении поставил ди-джей с ненавистной дискотеки, увеличивший громкость на радость толпе. Бедная Этна, неужели ей это действительно нравится? Мне — точно нет. Да и в номер пора возвращаться, вставать завтра рано…