Завтрашняя запись

— Лучше дай разрешение на стыковку и сообщи исполняющей обязанности Капитана, что Будущий Капитан Анджелалти Кристефион возвращен на Корабль.

Молчание на этот раз было более долгим, словно ее объявление заставило онеметь даже болтливого Велна — хотя прежде он замолкал только на время сна.

— Велн Кристефион? — негромко спросил Анджелалти, и, бросив на него взгляд, она увидела, что он продолжает смотреть на экраны.

— Сын Индемиона Кристефиона и Сиприан Телшовет, — сказала она. — Ему сейчас… девять или десять стандартных лет, как мне кажется. Возможно, одиннадцать. Меня тут довольно долго не было.

— Да, — только и сказал Анджелалти.

— „Зеленодол“ — вестовому кораблю „Гиацинт“. — Теперь связь шла уже почти без помех. Женский голос был четким и деловым. — Ваше местонахождение определено, корабль опознан. Корректируйте направление и скорость на стыковку в тридцать два ноль-ноль, второй уровень, первый причал. Передаю данные для ориентировки.

Пульт дал зуммер, и Корбиньи переправила информацию в навигационный компьютер.

— Данные получены. — Она чуть помедлила. — Докладываю: помимо меня и Будущего Капитана Кристефиона на борту еще один пассажир.

— Его характеристика?

— Планетник… — Она закрыла рот прежде, чем у нее вырвалось добавление „дикарь“, и посмотрела на Анджелалти, который теперь наблюдал не за экранами, а за ней. — Он называет себя Свидетелем Телио.

— Какие у него права перед Кораблем? Анджелалти пошевелился — и замер. Корбиньи перевела дыхание:

— Он сопровождает Будущего Капитана.

— Так. — Промежуток, заполненный только треском помех, а потом ответ: — Корабль его примет.

— Благородно со стороны Корабля, — пробормотал Анджелалти.

Корбиньи бросила на него укоризненный взгляд, хотя он говорил не настолько громко, чтобы быть услышанным сквозь помехи.

— Прошу сообщить Будущему Капитану о нашей большой радости по поводу его возвращения, — проинструктировало радио. — Конец официальной части. Корбиньи?

— Да, мама?

— Ты здорова?

Она поколебалась, посмотрела на мягкие руки, которые с неподобающей им быстротой двигались по пульту. Наклонив голову, почувствовала, как качнулась тяжелая коса, ощутила тяжесть грудей. У нее была мысль… но одна мягкая рука нажала на кнопку передачи.

— Я здорова.

— Голос не похож на твой.

— Прошло несколько лет — а связь плохая.

— Да, правда. Тогда до стыковки, дочь.

— Мама…

Индикатор связи погас.

Она сидела, застыв на месте, глядя на погасший глазок и пытаясь думать…

— Корбиньи!

Это ее окликнул Анджелалти. Она глянула на него.

— Для стыковки нужно ввести коррективы, — сказал он осторожно. — Я сделал бы это сам, но ты говорила, что пульт может счесть мое прикосновение… отталкивающим.

— Да, — сказала она, отдавая приказ мягким незнакомым рукам.

В конце концов это ее долг. Тот же долг, который отправил ее из дома, оторвал от привычной жизни и заставил оказаться среди планетников на десятке миров — и в итоге в Синем Доме. Долг — это единственное, что у нее оставалось. И она будет выполнять свой долг с честью, пока ее не лишат даже долга.

Глава сорок седьмая

Стыковка была проведена под стоны и скрипы различных механизмов Корабля. По ее окончании Корбиньи осталась сидеть в кресле пилота с потными и холодными руками, глядя на пульт управления, где индикаторы один за другим меняли зеленый цвет на желтый — это „Зеленодол“ постепенно брал на себя функции „Гиацинта“.

Наконец весь пульт заполнился янтарными огнями, она сидела и смотрела на индикаторы, пока они не слились воедино, сияя, словно маленькое солнце. Уже скоро.

— Корбиньи?

Это опять был Анджелалти, вернувшийся от своих — неизвестно каких — дел, которыми он отправился заниматься, как только убедился, что стыковка идет нормально. Он вздохнула и закрыла глаза, чтобы не видеть расплывающегося сияния индикаторов пульта.

— Корбиньи!

В его голосе звучало упрямство и нотки приказа. Он вздохнула, развернула кресло и открыла глаза.

Он стоял в дверях, держа в одной руке Трезубец, а в другой — аварийный бакен. Свидетель Телио маячил у него за правым плечом.

— Стыковка завершена?

— Мы соединены с Кораблем, — сообщила она ему, слыша, как усталость звучит в голосе, который ей не принадлежит. Она махнула рукой на пульт. — В мирном союзе.

— Нам разрешено входить?

— О. Да. — Она встала и нахмурилась на бакен. — Зачем ты его взял?

— Память мне говорит, что на Корабле всюду, кроме Сада, темно, а у меня глаза всегда были слабыми. Позволь мне воспользоваться средством, с помощью которого я смогу ясно разглядеть лица Экипажа.

Темнота. Она об этом не подумала. Для нее на Корабле прежде никогда не было темно. Она кивнула.

— Тогда идем, кузен.

Она открыла люк и вылезла первой, попав в темноту настолько густую, что она громко вскрикнула, выбросила вперед руки — и чуть было не упала. Чьи-то пальцы больно впились ей в запястье и чей-то голос у нее над головой отрывисто приказал молчать. А потом ее отпустили, но ничего не было видно, хотя она напрягала глаза так, что темнота стала сочиться радугами…

Свет — великолепный и золотистый, дрожащий от подсевших аккумуляторов — залил причал.