Завтрашнее солнце

Ну, что я помню о войне?!
Но как она сидит во мне!..
Не только в памяти моей
И сердце, и крови, и коже,
А в каждой клеточке, похоже,
Еще жива до наших дней.

Она казнит меня. За что?
И каждодневно, и жестоко,
И нету давности и срока,
И не найдет ее никто.
Она в нас всех четыре года

Влезала страшно каждый час
И сорок лет бросает нас,
Но как оплачена свобода!
Уже мы стали из детей
Почти седыми стариками

И о войне расскажем сами
Все без придумок, без затей.
Как нас она с тех пор казнит,
Как нас калечит, в нас стреляет
И каждый шаг определяет,
И все без промаха разит.

А что я помню о войне?
А что она навек во мне!

1987

На сером рассвете

На сером рассвете
Пора грибника.

На сером рассвете
Приходит строка.

На сером рассвете
Ложится роса.

На сером рассвете
Иссякнет слеза.

На сером рассвете
Глухая пора.

На сером рассвете
Пора топора.

На сером рассвете
Похмелья стена.

На сером рассвете
Приходит война.

1981

На Белой

На реке на Белой
Ты осталось детство,
На реке на Белой
Давние года.

Там в избушке старой
Все мое наследство:
Рваное пальтишко,
В супе лебеда.

На реке на Белой
Ох, какие грозы!
Но слышна сильнее
Дальняя гроза

По реке по Белой
В Дюртюли привозят
Тех, кто из блокады
Кожа да глаза…

На реке на Белой
В три обхвата луны,
Снежные бураны
Солнца не видать.

Вспоминаешь позже,
Что не ценишь юным:
Там я чистый голос
Начал поднимать.

На реке на Белой
Все теперь другое,
Разве Белой дело
Нынче до меня!?.

Отчего же сердце
В детство захотело,
Тишина на Белой
Снится мне, маня.

1986

* * *

Не столько даже сытость,
А тепло
От бед земли
Нас разом ограждали.

По сопкам время
Медленно текло,
А мы конца войны
Упрямо ждали.

И гимнастерки самый малый рост
Нам был до пят
А нам давай шинели,

И мучил нас всего один вопрос:
Что мы на фронт добраться не успели.
И не могли никак мы совместить
Конец войны и быть или не быть!

1987

* * *

А этих маленьких побед
Нам так бывало не хватало,
И нету хлеба на обед,
И нету на ночь одеяла…

А вера?..
Коли в голод голо,
И Бог не бог, а только полу…
А доходяги шли и шли.
Когда их только хоронили?

Но жили мы, а если жили,
То непременно и росли.
Все заменила нам война:
И мать с отцом, и воспитанье,
И одеяло, и питанье…

И неизбывна в нас она.
И в ней остались имена
Лишь тех, кого мы хоронили,
Кого встречали и любили,
И гетто красная стена,

Исписанная именами
Аж на четыре этажа,
Все это неизбывно с нами,
И вспоминаем все, дрожа…

А Бог — не бог, он только полу
И далеко, и высоко
В фуражке с поднятой рукой,
А нам и голодно и голо!..

Мы это имя повторяли.
Кричали все — и мы орали!
За что себя нам обвинять?!
Другие мысли нас терзали:
Где ночевать и что пожрать!..

1988