В Брюсселе поставили вопрос о правомерности владения корпорацией синьора Джузеппе Контино энергетическими ресурсами. Многие его счета в четырех крупнейших европейских банках и в одном американском были арестованы. Началось масштабное расследование.
Дон Пепе в отчаянии поехал к премьер-министру в его частную резиденцию на Сардинии. В дом премьера в этот день съехалось много гостей. Среди них самым именитым и желанным был президент одной очень большой восточноевропейской страны. Дону Пепе долго не разрешали сойти по трапу с его роскошной яхты на охраняемый берег, но наконец начальники службы безопасности премьера и иностранного гостя все же дали согласие. Их решительные парни дважды обыскали Дона Пепе, залезали ему в рот, в трусы, под майку, хлопали по животу, проверяя, действительно ли это подкожный жир, как у рождественского гуся, или все же замаскированная бомба.
Дон Пепе сначала хотел возмутиться, но потом понял, что здесь можно сразу, в одночасье, схлопотать неприятности, которые к нему вползали последнее время хоть и достаточно резво, но все же с некоторой поступательностью. Поэтому он не открыл рта, а дисциплинированно разводил в стороны руки, ноги и наклонялся вперед, с трудом обхватывая руками половинки зада. Во всяком случае, ему показалось, что все именно так и было — как в кабинете проктолога. Но он, как известно, человек с тонким юмором, поэтому, рассказывая потом об этой крайне унизительной процедуре, определенно что-то приврал для веселья слушателей. Правда, он говорил, что во время его нередких дружественных и деловых визитов к премьеру ни разу не был обыскан. Но тут ведь сейчас такой важный гость!
С премьером на этот раз поболтали минут двадцать, не больше. Тот тяжело вздохнул, осторожно поскреб голову с искусно наращенными рыжеватыми волосами и сказал, что сейчас ничем помочь не может. А все потому, что его самого гонит, как дикого кабана, свора профессионально обученных собак. То он не с теми спал, то не с теми дружил, то не тем давал взятки и не от тех брал. А еще оказалось, что не то и не там покупал.
Он покосился на дверь, за которой его ждал важный иностранный друг, и с печалью заметил, что на славной родине этого заметного человека такое себе даже в кошмарном сне представить невозможно. Делай, что пожелаешь, спи, с кем хочешь, бери и давай, что душеньке угодно, плюй на все, в том числе на толпы людей, на сторонников и на противников. Потому что ты там единственный, а значит, самый умный, уважаемый и важный. А еще у тебя в запасе всегда есть ядерная боеголовка, да не одна и не две. А это так же свято, как национальная идея, даже когда никакой идеи нет.
Шутил премьер или нет, но Дон Пепе тогда подумал, что и премьеру, и самому Дону Пепе со всем его бандитским кланом такое бы определенно пришлось по душе. Но бог не дал бодливой корове рогов. На этот раз. Так и уехал к себе в тяжелых раздумьях и в печали.
Клан Дона Пепе за пару месяцев обмелел так, словно Джузеппе Контино вновь вернули в беззаботное детство и он по-прежнему командовал немногочисленной веселой шайкой юных угонщиков и воришек. На гигантской волне этого убийственного шторма от него ушла супруга, забрав с собой всех детей, — бывшая прима Teatro alla Scala. Тут же в прессе появились критические статьи о непритязательности ее талантов. О том, что она сама посредственность. Больше всех брызгал ядовитой слюной тот тип, чью виллу сожгли когда-то мрачные почитатели таланта великой певицы.
Однажды синьор Джузеппе Контино, которого никто уже не называл Доном Пепе, появился у нас. От него прежнего остались только ясные голубые глаза, склонность к грубоватому юмору и невыясненные крупные счета в одном американском и в одном азиатском банках.
Синьор Контино давно уже не замечал меня. Он задумчиво вертел в руках свой бокал с чудесным пьемонтским вином синьора Гойя и тяжело вздыхал. Я на цыпочках отошел от него, забрав свой бокал с собой.
О чем сейчас думал этот неунывающий итальянец? О том, с чего началась его блестящая карьера, как она живо и феерично развивалась и в какую смертельную трясину рухнула?
А может, он думал о вине? Или о том, что жизнь подобна этому божественному напитку: сначала выращивают виноград особого сорта, потом давят, фильтруют и отправляют в путь по сложным технологиям. Хранят годами в бочках, сколоченных из ценных пород дерева, особенных, подобранных в специальных пропорциях, следом за тем разливают по бутылкам, которые складируются в строгих условиях с определенным процентом влажности, допустимых температур и правил возлежания. Лишь очень состоятельные эстеты могут отведать этого вина.
А потом… потом дорогое вино проходит путь от гортани до мочевого пузыря и выливается в унитаз в потоке мочи, так же, как это случилось бы, будь на месте вина самый дешевый портвейн или скороспелая крестьянская бурда, подаваемая в сомнительных кабаках.