Завтра в тот же час

На лестнице толпился народ, и Элис забеспокоилась, что “Matryoshka” стала слишком популярным местом и теперь, чтобы попасть туда, нужно отстоять очередь, чего она, разумеется, делать не будет, но оказалось, что эти люди просто выходили из метро. Дверь была открыта, внутри бара царила знакомая, чуть забродившая темнота. Даже подпиравший дверь барный стул – черный, с потрескавшимся кожаным сиденьем – был очень похож на тот, на котором Элис в свое время провела много часов, положив тощие подростковые локти на липкую барную стойку. Бар состоял из двух комнат: тесного пространства, куда входили посетители, где располагался сам бар, и зоны с черными кожаными диванами, которые, судя по их виду, кто-то когда-то любил, а потом выбросил на тротуар, и в итоге они оказались спущены по ступенькам входа в подземку и обрели здесь свой последний приют. Там же стояло несколько престарелых пинбольных автоматов и один музыкальный, тот самый, который им с Сэм так нравился. Это ее удивило – когда она была в старшей школе, музыкальные автоматы стояли повсюду, в барах и закусочных, иногда встречались маленькие настольные, но она уже много лет не видела такого, как этот, – огромный ящик высотой до плеч, размером с типичную нью-йоркскую гардеробную. Бармен кивнул ей, и Элис вздрогнула. Это был тот же чувак, который работал тут сто лет назад, – что, конечно, было неудивительно, скорее всего, он был тут хозяином, – но он выглядел в точности так же, как тогда. Может, появилось несколько седых волос, но Элис была уверена, что он изменился не так сильно, как она сама. Полумрак красит всех.

Она приветственно кивнула в ответ и пошла глянуть на второй зал. Чаще всего они с друзьями проводили время именно там, потому что там было больше диванов и места, чтобы развалиться, флиртовать и танцевать. Дальний угол занимала фотобудка: иногда кто-нибудь позировал там, но чаще всего там просто уединялись парочки, потому что машина, как правило, была сломана, но шторка, маленькая скамеечка и возбуждающее опасение все-таки попасть на пленку делали свое дело. Повсюду пили и смеялись небольшие компании посетителей, уперевшись друг в друга коленями и широко растягивая красивые рты. Элис и сама не понимала, что она там делает: надеется увидеть кого-то знакомого, притворяется, что ищет кого-то знакомого, или же просто малодушно ищет туалет. Она вернулась к бару и уселась за стойку, пристроив пакеты на пол.

– У меня день рождения! – сообщила она бармену.

– С днем рождения, – ответил тот и, поставив на стойку две стопки, наполнил их текилой. – И сколько тебе стукнуло?

Элис хохотнула.

– Сорок. Мне. Сорок. Лет. Пока не понимаю, как это звучит. – Она взяла стопку, которую бармен подтолкнул через стойку, и звякнула ей о вторую, которую тот сразу же непринужденно в себя опрокинул. Жидкость жгла рот. До настоящего алкоголя она так и не добралась: ни количественно, как отчаявшиеся домохозяйки, ни качественно – как многие ее однокурсники, возомнившие себя начинающими миксологами, у которых дома теперь имелись хорошо затаренные барные тележки. – Ух-х, – сказала она. – Спасибо.

Из угла с музыкальным автоматом долетел громкий смех. Троица молоденьких девушек – моложе Элис и даже моложе Эмили – делали селфи и показывали друг другу получившиеся снимки.

– Я часто бывала здесь в старшей школе, – сказала Элис бармену. – У меня были поддельные права, я добыла их на Восьмой улице, и там было написано, что мне двадцать три. Мне казалось, что, если мне будет двадцать один, это будет выглядеть подозрительно, а когда мне и правда исполнилось двадцать один, на тех правах мне было уже почти тридцать. Но теперь я даже не могу отличить двадцатиоднолетних от двадцатидевятилетних, так что, может быть, и не было никакой разницы.

Бармен налил еще стопку.

– За счет заведения. Я помню, как мне исполнилось сорок.

Элис хотела спросить, когда это было: год назад, десять лет назад или вчера, – но не стала.

– Хорошо, – сказала она. – Но это последний.

В этот раз вкус оказался лучше – меньше похож на пожар, скорее на цыганский поцелуй.

Глава 15