— Но ведь вам нездоровится, командир. Вам нельзя одному. И я умру, если вы будете ругать меня. Я и так голову потерял из-за того, что вы не едите и у вас бессонница. Проклятый завод! Все было так хорошо, когда вы приехали, я так был счастлив. Словно змея сглазила мое счастье. И вы что-то обижены, все реже и реже разговариваете со мной. И мне больно… Столько лет ждал я вас, все мечтал — вот вернетесь вы, и я помолодею. Меня же столько обижали, командир, если бы вы знали, сколько издевались надо мной, душу мою исцарапали… — Эгамов говорил, не обращая внимания на незнакомых людей вокруг, которые слушали. Кровью обливалось его сердце. От боли, обиды, сострадания и любви.
— Хорошо, хорошо, — говорил Беков, обнимая его и успокаивая.
А Эгамов уткнулся в его грудь, хотел спрятаться, уйти от всего и чтобы командир был всегда рядом.
Протянули стакан ледяной воды, а он долго не мог выпить — дрожали губы.
А когда выпил и успокоился, медленно они пошли с командиром.
— Не нравятся мне здешние люди, — сказал Эгамов. — Все чужие. Никто не поздоровается.
А когда вышли на проспект, вдруг вспомнил он о сыне Анваре и опять расстроился.
— Нет, не пойду я к нему. Кто из нас старше, я или он?
Беков остановился.
— О ком ты?
— Если я пойду к Анвару, он подумает: отец простил меня. А я до конца дней своих не прощу ему измену Гаждивану.
— А вот я пошел бы… К самому плохому сыну пошел бы.
— Конечно, командир, ваш сын не был бы таким лоботрясом! Он был бы достойным вас!
Беков не ответил. Шел, очень сильно сутулясь.
И тут Эгамов увидел то знакомое здание. Здание обкома… Эти машины, эти двери, эти флаги и герб над главным входом — всё заставило его подтянуться.
— Здесь я держал коней в ту ночь, командир. А здесь стоял милиционер, — начал было вспоминать он, но тут же умолк, увидев, как им навстречу выходит постовой…
Милиционер сообщил, что у секретаря Мавлянова совещание, и они стали ждать. Вначале расхаживали возле гранитных ступенек, но вскоре оказалось, что это неудобно: их толкали люди, спешившие с деловым видом.
Милиционер сделал замечание:
— Лучше будет, если вы придете в приемный день.
Тогда они пошли, сели в сквере. И молчали. Сейчас все было здесь совсем не так, как много лет назад.
Вспомнилось Эгамову, что тогда каждый в обкоме с улыбкой встречал Бекова. Даже если было совещание, молодой Мавлянов выходил встречать командира, усаживал в кабинете, поил чаем, а если Беков соглашался, брал и его на совещание. И хотя обсуждался вопрос очень далекий от их гаждиванских проблем, Мавлянов предоставлял ему слово и просил сидящих в зале внимательно прислушиваться к советам командира, ибо очень ценил его ум, его знание жизни и ораторские способности.
Одним словом, двери обкома были всегда распахнуты перед Вековым, и он, пользуясь этим, приезжал к секретарю в любой час дня без предупреждения.
Пока ждали, Эгамов несколько раз бегал за чаем и поил командира. Потом Бекову захотелось холодной воды. Эгамов долго уговаривал его, боясь, что тот простудится, но все горело внутри Бекова.
…Беков побледнел и растерялся, когда вышел Мавлянов. Одернув китель, он пошел к его машине и наклонился к секретарю, уже сидевшему рядом с шофером:
— Добрый вечер, товарищ Мавлянов… Я Беков.
Несколько мгновений секретарь смотрел на Бекова красными от переутомления глазами. Спросил:
— Вы ко мне?
От этих слов Беков сильно изменился в лице, закашлялся и схватился за дверцу машины.
— Не узнали?..
Мавлянов еще раз внимательно посмотрел. Покачал головой, чувствуя себя немного неловко.
Шофер нетерпеливо нажал сирену.
— Я Беков… Из Гаждивана.
— А, из Гаждивана! От Нурова? — с облегчением проговорил Мавлянов и с укором: мол, так бы и сказали сразу, к чему такое длинное объяснение? — Передайте, что вопрос о Гаждиване обсуждался в финансовых органах, но пока еще кое-какие детали…
Мавлянов остановился, заметив странное выражение лица Бекова.
— Простите, или вы по другому вопросу?
— По этому же. По Гаждивану, — еле слышно сказал Беков, потеряв вдруг интерес ко всему.
— Значит, отдельно от Нурова, так я понимаю?.. Тогда давайте решим так: вы приходите ко мне завтра в девять утра. Сегодня я очень устал после совещания.
Слушая секретаря, Эгамов приблизился к машине, и тут Мавлянов заметил его.
— Вас двое? — спросил.
— Да, товарищ… — испугался Эгамов.
— В таком случае идемте. — Он вышел из машины. — Двое одного не ждут…
Направляясь к зданию, Мавлянов продолжал:
— Хорошо, что вы приехали. Нуров рассказывал, что среди гаждиванцев есть и такие, кто возражает против присоединения к колхозу. Может быть, соображения таких людей резонны. Вот и выложите их.
Растерявшись, Эгамов сразу и не заметил, как отстал от них командир. Потерялся в толпе, которая хлынула из обкома после совещания, среди людей с портфелями.
— Уважаемый товарищ. — жалобно проговорил он, показывая на Бекова.
Мавлянов поднялся на самую верхнюю ступеньку и обратился к людям с портфелями:
— Товарищ! Пропустите гаждиванца… Да, да, этого, в кителе.
Приказ был понят, люди расступились, и Беков долго и мрачно шел мимо молчаливых рядов.