Завсегдатай

На привокзальной Площади в лучах машины вдруг мелькнул силуэт сына Эгамова.

— Маруф, — крикнул Эгамов, испугавшись.

Маруф стоял с чайником, не желая приблизиться.

— Направьте-ка на него свет, — попросил Эгамов шофера.

Мелькнула страшная мысль в голове бывшего адъютанта: Маруф, бросив его, ушел к старшему брату в Бухару на заработки.

— Я пою командира чаем, — сказал Маруф и убежал в чайхану, жалея, что так напугал отца.

Председатель и Эгамов вышли из машины и в зале ожидания увидели лежащего на скамейке командира.

Молча, сели на край скамейки у его ног. Догадались по отекшему лицу его, что Беков перенес сердечный приступ.

— Ноги, наверное, распухли в сапогах, — сказал Нуров Бекову, — снять надо.

— Хорошо, — слабым голосом проговорил Беков.

Эгамов бросился помогать командиру, но Нуров сам стянул с Бекова сапоги.

Решил Нуров не говорить с ним пока о гаждиванских делах. Только понял, что ездил Беков в обком в надежде как-то поправить дела умирающего заводика.

«Теперь Беков будет против меня», — подумал с грустью Нуров.

Знал он, что ничего не сможет теперь сделать больной командир, просто, по старой, привычной для него логике вещей, не захочет увидеть Гаждиван в ином качестве, будет писать, созывать комиссии, и это окончательно подорвет его здоровье.

Вернулся Маруф с чайником, поздоровался с Нуровым. Подражая председателю и подчеркивая свое ироническое отношение к Бекову, он строго сказал, ставя чайник на скамейку:

— Это последний. Чайханщик больше не даст бесплатно. Я говорил ему, что вы командир, но он ни в какую.

Беков, слегка растерявшись, привстал.

— Ведь я много лет пил в этой чайхане. Помнишь Клыча, Кулихан?

— Как же не помнить, командир?

— Так получилось, что все деньги вышли у меня. Скажи чайханщику, Маруф, пусть подождет до пенсии.

— О чем вы говорите, командир?! — поразился Эгамов его униженному состоянию. — Вы наш гость!

Он вынул мешочек с монетами и бросил сыну:

— Беги и отдай. И скажи Клычу, что ему не поздоровится!

Маруф, довольный тем, что сможет теперь ответить обидчику Клычу, снова побежал в чайхану, думая о том, какие же все-таки они странные, командир и его бывший адъютант, какие трогательные.

Вспыльчивый Эгамов долго не мог успокоиться, стоял, прислонившись к стене, и ворчал, называя чайханщика бесстыжим ослом.

— Выпей. — Беков протянул ему пиалу чая.

С благодарностью взял Эгамов пиалу и сел на край скамейки.

Нуров все это время молчал и смотрел на сидящих в зале крестьян в надежде увидеть кого-нибудь из своих, чтобы увезти вместе с Вековым в машине автобуса уже не будет до утра.

Вернулся Маруф с довольной улыбкой — нагрубил, видно, чайханщику, злейшему врагу отца.

Сел возле Нурова и, пока Беков и Эгамов пили чай, обменялся с председателем несколькими словами.

— С будущего года пойдешь учиться на тракториста, — тихо сказал ему Нуров, чтобы не услышал Эгамов и не возразил.

Маруфу всегда льстило, что взрослые говорят с ним серьезно.

Он избегал своих сверстников, считая их неинтересными.

Маруф пристроился возле отца и прошептал:

— Отец, я был в обкоме. Знаешь, там столько часов на стенах…

— После, — отмахнулся от него Эгамов.

— Знаешь, отец, — не унимался сын, — командир, конечно, заслуженный человек, но страшно занудливый. Не знаю, как мы с ним будет жить.

И это решил Эгамов пропустить мимо ушей, зная, что еще будет время наказать сына за непочитание командира.

Когда вышли все на улицу, чтобы уехать обратно в колхоз, Эгамов с Маруфом направились в чайхану отнести посуду.

А когда вернулись к вокзалу, грузовик уже отъезжал без них.

— Командир, — закричал Эгамов, боясь остаться среди ночи далеко от дома, — возьмите, пожалуйста, и нас!

Машина остановилась, и Беков из кабины спросил виноватым голосом:

— Где ты пропадал так долго, мой добрый Кулихан?

Сел Эгамов в кузов и сразу успокоился. Прижался к сыну и обнял его, сонного, за плечи.

— Видишь, к тому же он еще и невнимательный, — прошептал Маруф.

— Если ты еще раз скажешь плохое о командире, я тебе больше не отец! — снова разнервничался Эгамов.

Всю дорогу сидящие в машине молчали. Теплая ночь навевала грусть и склоняла к размышлениям.

…Жалел Беков о том, что не застал в обкоме старого приятеля своего — Мавлянова. Никого не было из прежних в обкоме, один Мавлянов… А тот, начальник рангом пониже, с которым утомленный командир поделился своим горем, решил успокоить его и сказал, что уже несколько лет обдумывает Нуров план перестройки жизни в Гаждиване и что план этот почти готов…

Несколько часов назад, несомый поисками справедливости, ехал командир в Бухару. Теперь тоска снова охватила его, и почувствовал Беков вину. Но вина эта была смутная, не принимаемая до конца.