Завоеватель

Бернард повернулся к колодцу, но его взгляд был устремлен на то место в лесу, откуда выехали разбойники. Он слышал у себя в ушах стук копыт, и ужас, испытанный маленьким мальчиком, опять охватил его.

— Я почти дошел до отца, когда услыхал топот. Четыре огромные, черные тени выскочили из леса. Я был так испуган, что не мог сдвинуться с места, даже когда один человек подскакал прямо ко мне и схватил меня. Тогда я услышал мамин крик. Я брыкался и изо всех сил колотил ногами. Кажется, даже задел его по скуле, но он крепко держал меня и велел вести себя тихо, тогда со мной ничего не случится. Но я его не слушал и продолжал драться, зная одно — я должен добраться до мамы.

Бернарду не удалось это сделать, он не смог прийти ей на помощь. Прошло четырнадцать лет, но до сих пор при этом воспоминании в горле застывал ком.

— Я упал вместе с человеком, который держал меня. Это отец стащил нас обоих с лошади. Я покатился по траве и слышал, как они дрались. Потом отец поставил меня на ноги и велел бежать в деревню и звать на помощь. Я увидел его в последний раз с мечом, отнятым у моего похитителя, — он бежал к маме.

— Ох, Бернард, — прошептала Клэр и обняла его.

Он уронил лицо ей в волосы, стараясь унять набежавшие слезы. Прокашлявшись, он продолжил:

— Я побежал к церкви Святого Михаила и стал звонить в колокол условным звоном. Фермеры все поняли и кинулись к особняку, но было слишком поздно. Когда я вернулся, всадники уже ускакали. Кругом толпились люди, женщины плакали. Я побежал к колодцу.

Еще не добежав туда, Бернард понял, что родители мертвы. Они лежали на земле, и он почувствовал запах крови. Уот положил руки ему на плечи и отвел его в сторону.

— Отец добежал-таки до мамы. Он дотянулся до нее, их руки соприкасались.

— Не надо больше, — с рыданием произнесла Клэр. — Не надо.

Она обхватила его за шею, и ее мокрая от слез щека прижалась к его щеке. Он прижал ее к себе крепче. Губы Клэр как будто ждали его. Он приник к ее влажному рту, соленому от слез и сладкому как мед.

Кто кого успокаивал? Ему было все равно. Но их поцелуй вдруг сделался страстным. Клэр прерывисто задышала, и сердце у нее очень сильно заколотилось. Ее тело было готово принять его прямо здесь, на траве позади дома.

Он-то знал признаки женской страсти. А Клэр? Сознавала ли она, чего требует ее тело? Или запуталась в собственных чувствах? Движима ли она желанием или просто хочет утешить его?

Он отнял губы от ее рта.

— Клэр, мне не нужна твоя жалость.

— Тогда пожалей меня, — сказала она. — Пойдем с тобой туда, где нет боли, а есть лишь бездумное удовольствие.

Она еще не знала, что это удовольствие окрашено болью, но болью столь сладкой, что она унесет их в заоблачные дали.

Он слегка потянул ее за прядь длинных волос.

— Ты почему распустила волосы сегодня утром?

Он думал, что она смутится, покраснеет, но встретился с прямым взглядом сияющих глаз.

— Это была слабая попытка заставить тебя слезть с крыши.

А он чуть не упал оттуда при виде ее ухищрений!

— А если бы ты добилась своего?

Она глубоко вздохнула, но глаз не отвела.

— Тогда я затащила бы тебя в дом и уложила на постель.

Ее откровенность его ошеломила. Если бы не дым, поднявшийся от хижины Лилиан, он откликнулся бы на соблазнительный призыв Клэр.

Как странны повороты судьбы!

Сумбур в голове, вызванный рассказом о нападении, начал исчезать, картины огня и крови померкли, и боль сделалась не такой острой. Если он забудется в объятиях Клэр, может быть, все это вообще пропадет?

Он знал, что поступает эгоистично, но Клэр, по-видимому, полна желания, а ему она так необходима. Он поцеловал ее в лоб, потом в висок, потам в мочку уха…

— Уложила бы на постель? Хм. Тебе хотелось спать?

— Да нет. — Она запрокинула голову, чтобы ему было удобнее ее целовать. — Во всяком случае, не до того, как спустила бы с тебя штаны и задрала бы свои юбки.

Нет, это выше его сил! Бернард подхватил ее и направился в дом. Он совершит с ней путешествие в этот уголок отдохновения, о котором она мечтает. Путь будет медленный и полный нежности. Он доставит ей желанное удовольствие. Ему оно тоже необходимо.

Бернард опустился на тюфяк и уложил Клэр поверх себя.

Он целовал ее, пока у него не закружилась голова, и гладил руками поверх шелкового платья. Но ему не терпелось добраться до теплой кожи.

Шнурки на платье легко развязались. Он повернул ее на бок и обнажил плечо. Кожа Клэр была кремового цвета и вкусная, как сливки. Ее губы вспухли от поцелуев, а глаза горели огнем страсти.

— А когда твои юбки будут задраны, а мои штаны спущены, что тогда, миледи?

Он шутил, но Клэр уловила в его вопросе нотки желания. Она знала, что должен делать мужчина. Даже если бы она не застала той сценки в саду замка, она понимала, что ее внутреннюю боль должно что-то облегчить.

— Я знаю, что произойдет, но вот каким образом… — ответила она. — Ты должен научить меня тому, чего я не знаю.

Он откинул волосы с ее лица, удивленный признанием Клэр в своем невежестве.

— Ох, Клэр, мне не следует этого делать. Мы нарушаем наше соглашение.