Завод-2: назад в СССР

Я боковым зрением увидел, как в цех зашел опоздавший ветеран труда и с гордым видом и ощущением собственной исключительности прошествовал к табельной. До начала смены оставалось пару минут, но мне это только на руку играло.

— Ну а ты хоть фотографировать умеешь? — после небольшой паузы спросил журналист.

— А что там уметь, у меня свое время был точно такой фотоаппарат, — ответил я.

Прозвучало это немного странно, но что сказано — то сказано. Конечно, делать снимки на фотоаппараты семидесятых действительно нужно было ещё уметь — тут не просто кнопку нажать надо. И если не знаешь, как это делать, то лучше и не браться. Но я когда-то любил фотографировать, давно, правда, это было — в школе, в старших классах.

Главный редактор снова задумался, всё-таки доверять мне фотоаппарат накануне съемки было рискованно.

— Верну в целости и сохранности, — повторил я, глядя, как Геннадий Данилович бросил пропуск и направился в раздевалку. Вместе с тем я увидел, как вышел начальник цеха. Заметив работягу, передвигающегося по цеху вразвалочку, он даже не сделал замечания.

— Смотри, если через полчаса не вернёшь, и у меня интервью слетит, мне потом руководство голову открутит. Так что бери, но с возвратом минута в минуту, — решился главный редактор и протянул мне фотоаппарат.

А для самоуспокоения всё-таки объяснил, как им пользоваться. Я внимательно выслушал, заверил, что все понял, и наконец, окончательно получил в свои руки фотоаппарат.

— Не больше двух снимков, — напутствовал меня журналист.

Рабочий с фотоаппаратом, да еще и в рабочее время, мог привлечь совершенно не нужное мне внимание. Я спрятал аппарат под курткой и двинулся от верстака в раздевалку, куда уже зашёл опоздавший товарищ ветеран труда.

Столкнулся в дверях с выходящим кладовщиком, который подметил, что у меня немножко оттопыривается куртка, и заинтересовался. Правда, интерпретировал соответственно своим пристрастиям.

— Есть че? — он щелкнул пальцами по сонной артерии.

— В следующий раз, — подмигнул я.

По застывшему выражению лица старика было невозможно понять, расстроился он из-за моего отказа или нет. Но, постояв ещё несколько секунд, он развернулся и зашагал прочь, бурча:

— Смотри, нашего ветерана не напои, а то у него сегодня важный день…

Я промолчал, максимально бесшумно поднялся по лестнице и, убедившись, что в раздевалке никого, подкрался к шкафчику ветерана.

Тот меня не заметил, что-то насвистывая, он переодевался. Я тихонечко достал фотоаппарат, навёл резкость, смотря в видоискатель. Когда этот козел, стоя в одних трусах полез проверять наворованный инструмент, я цокнул языком, привлекая его внимание в почти полной тишине. Он обернулся, растерявшись.

— «Сыр» скажи, — пыхнула вспышка, и я сделал снимок.

Ветеран посмотрел на фотоаппарат, затем на лежащий в тумбочке инструмент. Но прежде чем он понял, что происходит, я сделал второй снимок, на случай, если первый окажется смазанным.

— Ты что творишь, паразит? — зашипел работяга. — Ты на кой черт меня в трусах фотографируешь?

— Мне твоя нагота до фонаря. Я зафиксировал мерзавца, который занимается хищением социалистической собственности, — отчеканил я. — Интересно, как ты объяснишь, что целый шкафчик наворовал и инструмент за проходную выносишь? На снимке будет видно весь хабар.

— А ты докажи, что выношу! — взвился тот. — Может, я их просто сунул в карман да забыл, а сейчас обратно отнести хотел!

Логично, только съехать с темы у ветерана всё равно не получится.

— Доказывать ничего не буду, но, — я кивнул на фотоаппарат, — вот эти семечки в куда надо передам, а там уже и разберутся.

Я развернулся и пошёл прочь, ожидая, что работяга попытается меня остановить и отнять фотоаппарат.

Попытался.

Только вот зря он это затеял.

— Э! Молодой! Стоять! — бросился он за мной.

Я развернулся, он уже готов был вцепиться в меня, но я был первым. Схватил и мигом осадил его, прижав к шкафчику.

— Слышь ты, думаешь, я не знаю, кто мне в тумбочку золото подложил?

— Я… я… не было ничего такого! — кудахтал тот.

— Не было, говоришь, а у меня будет!

Я пригрозил, что если первый снимок пойдёт в ОБХСС, то второй я прямо на доске почёта повешу.

Работяга испуганно моргал, поняв, что попал впросак. Соображал, как ему выкручиваться.

— Там твоей голой жопе самое место! Я, думаешь, не знаю, как ты, падла, ветераном стал? — продолжил давить я. — Думаешь, никто не замечает, как ты целый день у станка сидишь, в носу ковыряешься — а потом начальнику на честных рабочих стучишь! А тебе нормочасы задарма накручивают.

Он от возмущения покраснел. Я попал в точку, хотя вообще-то говорил наугад. Но, судя по тому, как, только что бордовое, его лицо побледнело, говорил правильно.

Но нужного ответа я ещё не услышал. А потому рук не разжал и продолжал сыпать аргументами.

— Думаешь, я не знаю, как вы со старшим мастером химичите? Он тебе нормочасы левые начисляет, а ты, чучело бессовестное, ему после получки отстёгиваешь из премиальных. Приноровились тугрики стрич…

— Да как ты смеешь на меня такое наговаривать! — продолжал идти в отказ этот липовый ветеран труда.