Они познакомились в первый год ее аспирантской практики в университете галактической истории, когда Кора появилась в аудитории в качестве преподавателя по старинной ксенографии. Доминик учился на факультете ксеноархеологии. На последнем курсе им добавили очень редкую дисциплину – языки погибших цивилизаций. На некоторых планетах, уже освоенных и заселенных людьми, при прокладке сверхглубоких туннелей, стали находить окаменелости со странными знаками, не подпадающими ни под одну из признанных систем ксенописьменности. Материала для изучения было немного, тем не менее он послужил достаточным стимулом для развития ряда научных направлений, как некогда тому послужили рисунки на стенах египетских пирамид. Выдвигались гипотезы о зарождении и гибели древних цивилизаций. Строились всевозможные догадки. Кора выбрала это полуфантастическое направление и принялась за поиски своего «розеттского камня». Над ней посмеивались, дружески и не очень подтрунивали, вероятно, так же как посмеивались и подтрунивали над первыми египтологами или первооткрывателями календаря майя. Свои лекции она читала ярко, с артистическим вдохновением, будто пересказывала полузабытые похождения древних богов, перемежая их видеороликами, схожими с блокбастерами. Доминик, высокий светловолосый красавец, родом из семьи первых переселенцев на Элладу, бывший, разумеется, предметом обожания студенток и благосклонности преподавателей, первые две лекции прогулял, выражая таким манером свое пренебрежение к девчонке, выдающей себя за ученого. Но на третью лекцию, не желая навлечь на себя дисциплинарное взыскание, все же пришел, сел поближе к кафедре, чтобы при первом же удобном случае бросить язвительное замечание или задать каверзный вопрос, но так ничего и не сказал. Всю лекцию он просидел молча. Пришел он и на следующую лекцию, исправно посещал семинары, но экзамен блестяще провалил.
- Почему? – спросила тогда изумленная Кора, выслушав вместо ответа на вопрос феерический бред.
- Хочу пересдать, - с улыбкой объяснил Доминик.
Они встретились через неделю в пустой аудитории. И тогда он признался ей в любви. Кора испугалась. Она расценила это признание, как насмешку. Как розыгрыш.
- Преподавателям строго воспрещается вступать в личные отношения со студентами, - тихо произнесла она.
- Так я и не настаиваю, я предупреждаю, - ответил молодой человек. – Получу диплом. И вернусь.
И он вернулся.
Родители Доминика выбор сына не одобрили. Кора оказалась старше их отпрыска, без всякого почтения к долгу жены и невестки, к тому же, сомнительного происхождения. Мать никогда об отце не упоминала. А дочь, после единственной попытки установить истину, была одернута суровым взглядом и вопросов более не задавала.
Они поженились спустя год после окончания Домиником университета. Вскоре родился Мартин. На Элладу молодые родители не вернулись, даже несмотря на то, что свекровь готова была нянчиться с внуком. Доминик занимался организацией и снабжением археологических экспедиций, предоставив чистую науку своей жене.
- У меня не хватило бы терпения перебирать инопланетные черепки и гвозди, - со смехом признавался он, сноровисто обеспечивая легкими скафандрами, респираторами, фильтрами, перчатками и саморазогревающимися консервами тех, у кого на это терпения хватало.
Все же запасаться этим пресловутым терпением ему приходилось, ибо супруга упорно следовала за своим графологическим призраком, вылеживая его то на Леразии, то забираясь в Магелланово облако, а то и вовсе покушаясь на туманность Конская голова. Теперь они возвращались на Асцеллу: она, чтобы принять участие в научной конференции, он, чтобы подготовить очередную экспедицию. Кажется, в систему Сириуса, где на почерневшей, обугленной планете были обнаружены циклопические сооружения.
Мартин потер глаза. Взгляд усталый, недетский. Кора, не доверяя диагносту, коснулась губами лба мальчика.
- Он устал, - спокойно пояснил Доминик.
Он уже в который раз это повторял. Ох уж эти женщины, эти безумные матери! Ну капризничает пацан, ну дуется. С кем не бывает? Он и сам в детстве беспокойным был. Все через это проходят. Дети.
- Мы в каюту спустимся, - примирительно предложил отец, заметив, что жена вновь тянется за диагностом, а мальчик хмурится и пытается отстраниться, - Скоро последний прыжок. А потом еще двадцать часов на маршевых двигателях, и мы на месте. А ты не задерживайся.