Произнеся фразу «уточненная схема материально-технического обеспечения», я осознала, что все пропало. Хан уставился прямо на меня, наполовину озадаченный, наполовину раздраженный. Слегка изменил позу, и даже это еле заметное движение показывало, насколько бесплодны мои попытки.
Он ненавидел сидеть на месте. Ненавидел разговоры. Ненавидел пребывание в четырех стенах боевого корабля. Мечтал начать кампанию, забыться в преследовании врага, высвободить свою феноменальную мощь в бесконечной погоне.
— Вы терранка? — спросил Хан.
Вопрос был совсем неожиданным, но я помнила слова Есугэя и даже не моргнула.
— Да, господин.
— Так я и предполагал. Вы мыслите как терранка. У меня в легионе есть воины с Терры, и они думают схожим образом.
Он немного подался вперед в кресле и сцепил перед собой руки в перчатках.
— Вот чего вы хотите, — заявил Хан. — Вы хотите, чтобы каждый легион маршировал от Терры в четком строю, шагал тяжело, как
Примарх был прав. Именно этого я и хотела.
— Мы такого не хотим, — продолжил он. — На Чогорисе мы научились сражаться, не имея центра. Мы берем наше оружие и скакунов с собой. Перемещаемся, как подсказывает нам ход войны. Не связываем себя ничем — мы никогда так не делали.
Говоря, он не сводил с меня глубоко посаженных глаз и не повышал голос. Он не гневался, его тон оставался спокойным, как у строгого родителя, который объясняет ребенку простую вещь.
— Мы бились с армиями, что превосходили нас числом. Подвижность была нашим преимуществом. Они не могли ударить нас в центр, поскольку мы не имели центра. Мы запомнили этот урок навсегда.
Теперь я поняла, почему все наши делегации не произвели впечатления на Хана. Белые Шрамы были неорганизованными не по легкомыслию — они принципиально действовали так, следуя своей военной доктрине.
Возможно, тогда мне следовало промолчать, признать собственную неудачу, но я не собиралась пускать дело на самотек. Одно дело — сражаться в седле на Чогорисе, совсем другое — участвовать в Крестовом походе из триллионов бойцов по всей Галактике.
— Но, господин, — ответила я, — после Улланора у врагов
Хан бросил на меня ледяной утомленный взгляд. Моя речь его не впечатлила. Я ощутила всю тяжесть разочарования примарха, и вынести ее было непросто.
— «Не осталось противников, способных повредить нам», — тихо повторил он. — Интересно, Есугэй, сколько раз, в скольких ныне забытых империях произносились эти слова?
Хан уже не обращался ко мне. Он двигался дальше, обсуждал пути истории с сородичем. Меня отбросили в сторону, как и всех остальных, кто пытался затянуть примарха в жесткую иерархию Империума. Я была для него никем; труды Департаменто были для него ничем. Долгие месяцы перелетов, изысканий, приготовлений — все завершилось ничем.
Я страшно злилась на себя и кипела от негодования. В тот момент мне казалось, что я никогда больше не встречусь лицом к лицу с настолько великим и могучим воином. Что я упустила возможность повлиять на него.
Как оказалось, и то и другое было неверно.
Он ворвался в покои без предупреждений и объявлений. Хлопнули распахнутые двери, заставив меня вздрогнуть.
Он пронесся по залу, облаченный в толстую мантию из волчьих шкур, которая развевалась в ритме его грохочущих шагов. Броня воина, отделанная кованой бронзой, сверкала жемчужными разводами белого золота, а на нагруднике глянцевито поблескивало гранатовокрасное око. Гостя словно бы окружал ореол величия во всех его проявлениях — телесном, умственном и духовном. У него была молодцеватая походка солдата, уверенная и полная жизни.
Конечно, я видела пикты с ним. Все мы видели. Но я никогда не думала, что столкнусь с ним вплотную, окажусь в присутствии личности, о которой рассказывали легенды и шепотом передавали слухи.
Сжавшись в кресле, я крепко стиснула подлокотники от страха, что потеряю сознание или совершу какую-нибудь глупость.
Хан блеснул улыбкой и вскочил на ноги, спеша приветствовать воина. Он мгновенно забыл обо мне — сером пятнышке на роскошной картине воссоединения богов.
— Брат мой! — обнял гостя Хан.
— Джагатай, — ответил Хорус Луперкаль.
Мое сердце бешено стучало в груди. Меня ужасала мысль, что один из примархов повернется и спросит, почему я до сих пор сижу здесь. Я хотела уйти, но не осмеливалась шевельнуться без разрешения, поэтому оставалась в кресле, мечтая, чтобы оно свернулось вокруг меня.