Щёлкнул закипевший чайник.
— Давай лучше поедим, — предложил орк. — Кто ж письма на пустой желудок читает. И не парься, в следующий раз повезёт.
Он достал пачку лапши, залил её кипятком и покрошил туда пару сарделек. Освободившееся место тут же заняла Джен.
— Расставляй фигуры, я тебя вздрючу, — сказала она, хрустнув пальцами.
— Сейчас меня интересуют немного другие фигуры, — ответил Каин.
— Тебе не светит, так что вставь ферзя для стимуляции и получай удовольствие.
Виктор выдал очередную догадку:
— Или это ты, Девятка?
— Иди уже со своими ненастоящими корешами теории заговоров обсуждать, Вик, — ответил орк, помешивая запоздалый обед бамбуковыми палочками. — Или чем вы там занимаетесь.
— Вик, тут опять неуставное жраньё в казарме началось, — сообщил Скарт. — Время убивать.
Девятка нацелил на него палочку.
— Иди в жопу, Грязный, сегодня можно.
— И кто же тебе разрешил?
— Ты ваще не врубаешься в ситуацию. Мне никто не запретил, вот что важно.
— Тогда это Квантрейн, больше некому, — заключил Виктор.
— Это была я, — скромно сказала Альма, разрешив его непроходимую загруженность.
Девятка покатился со смеху.
— Смотрите, он сломался!
Скарт вернулся к раздаче писем:
— Нокс!
Замерший на месте Виктор смог поймать брошенное письмо только благодаря отточенным рефлексам.
— Обсудим этот вопрос позже, — сказал он и посмотрел на обратный адрес. — Надо же, спустя всего лишь полвека я всё же выпал из немилости.
Он аккуратно вскрыл конверт ножом и начал читать.
— Винтеркорн!
— Который? — уточнил Сицеро.
— В «Дельте» два Винтеркорна? — спросил Каин.
— Вот ты тупарь, — фыркнул Скарт. — Фамильного сходства нашей неразлучной парочки не заметил?
Никакого сходства между ними в помине не было.
— У нас разные матери, — пояснил Сицеро и взлохматил Джен волосы. — Я переехал сюда первым, потом сестрёнку позвал.
— На этот раз — одно на всех, — сказал Скарт.
— Давай сюда.
— Мат, — сказал Каин.
— Да чтоб… Какая была ставка?
Джен полезла было в карман, но Каин отказался от выигрыша.
— Ты мой герой, — заявила она, послав ему воздушный поцелуй.
— Шугарт!
Мартин протянул было руку, но Скарт отодвинул письмо подальше.
— Знаешь как проверить, хорошее письмо или нет?
— Как?
— Сейчас покажу.
Скарт оторвал уголок конверта, надул его и зажал пальцами.
— А теперь наклонись. И глаза рукой придержи.
— Это ещё зачем?
— Есть такое слово — надо.
Пристроив письмо на шее Мартина, Скарт ударил по нему ладонью. Раздался оглушительный хлопок, конверт разлетелся на части.
— О, о! Смотрите какая у салаги подружка!
Скарт забегал по казарме, показывая всем фотографию симпатичной светловолосой девушки в футболке с надписью «Транслейтания идёт вперёд!»
— Совсем сбрендил, родной? — спросила Альма. — Или опять чужие бабы покоя не дают? Смирно, солдат!
Скарт послушно замер на месте, и Мартин выхватил у него фотографию.
— Я подам на твою подружку в суд за то, что у меня встал, — заявил дроу.
— Приложи к косяку и долбани пару раз дверью, — предложил Мартин. — Сразу полегчает.
— Да ты крут, скоро перестанешь быть салагой.
Закончив с почтой, Скарт заскучал и пристал к Люпо:
— Откуда у тебя столько корреспонденции?
— Если поездишь с гуманитарными миссиями ООН, то тебе не меньше присылать будут.
— Я пас.
— Ты подумай, дело верное.
— Не выношу вида всяких оборванцев. А зачем на гуманитарных миссиях оборотень?
— Чтобы ни у кого не возникло желания растащить груз, — ответила Люпо, сверкнув глазами. — Ты не поверишь, как вид разорванных на части трупов влияет на решимость мародёров.
Скарт задумчиво почесал затылок, открыл холодильник и покопался в его морозном нутре.
— Ты чё там забыл, Грязный? — спросил Девятка.
— Беру пиво. Мы ж закончили, дело раскрыто. Квантрейн прижмёт Кадара, он во всём сознается, чтобы прикрыть свою жопу…
— Поставь на место, тряпка, священная неделя детокса ещё не окончена. Забыл, что ли?
Скарт поворчал, но оставил банку в покое.
— Это какое дело ты раскрыл? — поинтересовался Виктор, продолжая читать.
— Так Кадар же…
— Веселье продолжается, сержант Райх. Мы ещё не узнали, кто стоит за всем этим. Кадар лишь часть головоломки, которую только предстоит собрать.
Он замер на мгновение, прислушиваясь.
— Слышишь колокол, Девятка?
— Какой ещё колокол? Это какая-то атональная[1] хрень. Опять телек сломался, наверное.
— Нет, это колокол. И он звонит по тебе. Так что жри поменьше, а то загнёшься раньше времени.
Девятка рассмеялся.
— Что мы говорим в таких случаях, Грязный?
— Не сегодня.
— Понял, Вик? Завтра и поговорим об этом.
Прежде чем ответить, Виктор долго смотрела в окно.
— Завтра всегда наступает слишком поздно.
— Так и загрустить можно, — сказал Девятка. — Надо поднять настроение. Чья сегодня очередь исполнять «Мрачное воскресенье»?
— Пусть Грязный играет, — ответил Сицеро.
— В прошлый раз мне пришлось струны на гитаре перетягивать, так что не отмазывайся.
— Слабак. Давай сюда гитару, а то так и будешь отмораживаться.
Взяв инструмент, Сицеро принялся проверять строй.
— После войны эта песня постоянно звучала на Химмель-Штрассе, — сказал Скарт, ударившись в ностальгию. — Были ж времена…