— Разумеется, — кивнул Довнар-Подляский. — И коты в операционных у нас не водятся.
— Какие коты? — заинтересовалась Елена.
— Идет операция. Из-под стола: «Мяу!» «Брысь!» – говорит хирург. «Мяу!» «Брысь!» «Мяу-у-у!» «Черт с тобой! На!» «Мр-р-р!»
Слушатели грохнули.
— Вы и в госпитале анекдоты рассказываете? — спросила Ольга, отсмеявшись.
— Врачам и сестрам. Пациенты могут не понять.
Гости заулыбались. Горецкий взглянул на часы.
— Полночь. Думаю, нам пора, ваше императорское высочество. Вам и Валериану Витольдовичу следует отдохнуть.
— Хорошо! — сказала Ольга, вздохнув. Все встали.
— Дайте руку, Афанасий Петрович! — сказала Елена.
Горецкий подчинился. Они вышли из квартиры. Ольга посмотрела на Довнар-Подляского. Тот сделал то же. Некоторое время они стояли молча и ничего не говорили.
— До завтра! — сказала, наконец, Ольга и протянула ему руку.
Он осторожно взял ее и коснулся губами незакрытого перчаткой запястья. Его голова оказалась совсем близко, Ольга не удержалась и потрогала его волосы. Они оказались мягкими…
И вот что в ней такого? Невысокая, худенькая, с конопушками вокруг аккуратного носика. Воробышек. Только не робкий, а задира. Такой налетит, да так клюнет, что мало не покажется. Это по глазам видно. Они у нее серые, под ресницами-опахалами. Умненькие такие глазки… И тело у нее, как у мраморной статуэтки. Идеальное сложение для такого роста. Вот где порода проявилась, не то, что у меня. Небольшая, но красивая грудь, ноги стройные, с маленькими изящными ступнями. Плавная линия бедра. Кожа белая и нежная, как у ребенка. М-да, что-то я как подросток…
С чего меня к ней тянет? Ну, принцесса, ну, наследница престола. Мне-то что? В царские зятья я не рвусь. В генеральских нахлебался, век бы этих рож не видеть…
Почему Ольга не сестра милосердия? Не мещанка какая-нибудь? Все было бы проще. Но мещанка из нее, как из меня негр. Власть в каждом движении скользит – за версту видно. Привыкла повелевать, хотя со мной держится робко. Вот такое странное сочетание.
В третий и последний ее визит мы немного поговорили. И я, и Горецкий пришли к выводу, что сеансы нужно прекращать – пациентка выглядит здоровой. Будет рецидив, повторим, но пока хватит. Мы опять посидели за столом, немного попели, после чего фрейлина ловко увела лейб-медика. После их ухода мы некоторое время молчали.
— Я вам нравлюсь? — внезапно спросила Ольга.
— Да, — не стал скрывать я.
— И вы мне. Вы добрый человек, хотя поначалу показались строгим.
— Хирурги добрыми не бывают, — возразил я. — Они делают людям больно.
— Для того чтобы спасти их. Хотя ваши сеансы были приятны.
— Вы – особый случай. Во всех смыслах.
— Знаете, Валериан Витольдович, — сказала она. — Грех так говорить, но я рада, что заболела белокровием. Иначе не повстречала бы вас.
— Встретились мы еще до лечения. В госпитале.
— Тогда у меня не было повода сойтись с вами ближе.
— У наследниц так строго?
— Еще как! — хмыкнула она. — Знаете, что меня подкупило в вас? Отсутствие подобострастия. Вам плевать на титулы и должности. А еще вы смелый и решительный человек. Мне это по сердцу.
Она выразительно посмотрела на меня. Я подошел и обнял ее. Она приникла ко мне и затихла. Я погладил ее по голове, затем чмокнул в подставленные губки. Невинно так, но она раскраснелась.
— Говоря о решительности, я не призывала вас целовать меня, — сказала она лукаво и отступила. — Вы наглец, господин зауряд-врач!
— Брось! — покачал головой я. — Ты этого хотела, как я, впрочем.
— Мы перешли на «ты»?
— Разумеется, — сказал я и вновь обнял ее. — Оставь свои церемонии для других. Для меня ты не наследница престола. Просто женщина, к которой я испытываю влечение.
Мы вновь поцеловались, в этот раз по-настоящему. Затем еще и еще.
— Хватит! — сказала она и уперлась руками мне в грудь. — Не нужно больше. Я теряю голову, а это плохо. Мне следует прийти в себя и разобраться в чувствах.
— Как скажешь, — кивнул я и отступил.
— Послезавтра я уезжаю в Москву, — продолжила она. — Вместе с матерью. Она завершает дела в Минске, и у меня нет повода остаться.
— Когда вновь приедешь?
— Боюсь, не скоро. На фронте затишье, раненых мало. С лечением справляются на местах.
— Я могу приехать в Москву. Возьму отпуск. Думаю, мне дадут.
— Не стоит, — покачала она головой. — В столице я на виду. Твое появление заметят. Пойдут слухи и разговоры.
— Нам-то что? Пусть говорят!
— Ты не понимаешь, — она вздохнула. — Я не мещанка какая-нибудь и даже не графиня. Появление у наследницы предмета страсти – политический фактор. Об этом послы доносят своим правительствам. В высших кругах начинают прикидывать политические расклады. И первым, кто от этого пострадает, будешь ты. Могут убить.
— Некоторые уже пытались! — хмыкнул я. — Их уже закопали.
— Мне импонирует твоя смелость, — сказала Ольга. — Но я прошу тебя быть осторожным. Ради меня! — она прижала руки к груди.
— Угораздило же меня влюбиться в наследницу!
— Ты жалеешь? — глаза у нее повлажнели.
— Нет! — сказал я и обнял ее. — Ни о чем не жалею и сделаю так, как ты просишь.
— Мы будем писать друг другу.
— У меня плохой почерк.