Зауряд-полк

Сергеев-Ценский Сергей Зауряд-полк (Преображение России - 8)

Сергей Николаевич Сергеев-Ценский

Преображение России

Эпопея

Зауряд-полк

Роман

{1} - Так обозначены ссылки на примечания соответствующей страницы.

Содержание

Глава первая. - Миллионы

Глава вторая. - Охотник за черепами

Глава третья. - Идиотский устав

Глава четвертая. - Зауряд-люди

Глава пятая. - Конец дружины

Примечания

ГЛАВА ПЕРВАЯ

МИЛЛИОНЫ

I

Только что кончился первый месяц мировой войны, когда в канцелярии одной из ополченских дружин, расположенных в Севастополе, с утра сошлись: заведующий хозяйством подполковник Мазанка, командир роты, поручик Кароли, адвокат из Мариуполя, грек, и недавно прибывший в дружину, назначенный начальником команды разведчиков, прапорщик Ливенцев, призывом в ополчение оторванный от работы над диссертацией по теории функций.

В приказе по дружине было сказано, что они трое в этот день должны были, как члены комиссии, обревизовать месячную отчетность эскадрона, хотя и причисленного к дружине, но стоящего где-то в отделе, а где именно - этого не мог объяснить им командир дружины полковник Полетика. Впрочем, этот странный человек редко что мог объяснить, и теперь он, коротенький, бородатый, голубоглазый, близкий к шестидесяти годам, но больше рыжий, нежели седой, сидя у себя за столом в кабинете, говорил им:

- Так вот, красавцы, вы уж там смотрите, наведите порядок у этого ротмистра... вот черт, - совсем забыл, как его фамилия!.. Лукоянов, а? Или Лукьянов? С усами такими он черными.

- Лихачев, кажется, - сказал Мазанка.

- Ну вот - конечно... конечно, Лихачев!.. Вы там хорошенько... Кстати вот тут у вас один красавец - математик. Он сосчитает, что надо. На Северной стороне это... эскадрон этот... Туда поедете...

- На Северной? Я что-то не видал на Северной кавалерии... - качнул серой от проседи головой долгоносый Кароли, очень загорелый, почти оливковый, приземистый и излишне полный.

- На Северной артиллерия, - сказал Мазанка, - а кавалерия наша, кажется, в Балаклаве...

- Вот, черт знает, "кажется". Заведующий хозяйством должен знать, а не то чтобы "кажется"! В Балаклаве же, конечно, а не... не на этой, как ее называют?.. На Северной! Не на Северной, нет, а, разумеется, в Балаклаве.

И даже как будто рассердился немного Полетика, а Ливенцев, еще не привыкший к нему и удивленно его наблюдавший, с наивностью кабинетного человека, имеющего дело с точными и строгими рядами формул и цифр, поднял брови, присмотрелся внимательно к своему командиру и сказал весело:

- Вообще, господин полковник, этот таинственный эскадрон надо во что бы то ни стало разыскать и... распечь за то, чтобы он не прятался!

Высокий, с подстриженной бородкой, еще не старый, темноволосый, говоривший певучим тенором, единственный из трех, красавец Мазанка посмотрел на Ливенцева неодобрительно, но Полетика думал, видимо, о другом и даже не расслышал того, что сказал этот худощавый, но крепкий, со стремительным профилем прапорщик, он копался в это время в бумагах и бормотал:

- Шоссе... шессо... шессо... Сколько там шессо? Двенадцать верст?.. До Северной... то есть до Балаклавы... Возьмите линейку, кучер вас довезет.

- А когда вернемся - вам доложить? - спросил Мазанка.

- Доложить? Гм... Доложить-доложить, - а что тут такое докладывать? Напишите рапорт по форме, - там посмотрите, как это пишется, по какой форме... Доложить!.. Будто там вы у него обнаружите что-нибудь, у этого ротмистра... Лоскутова... Я его видел, помню... Усы такие длинные, черные... Ну, идите, черт возьми, что же вы стоите?.. Куда-то девал пенсне, а без пенсне я как... как баба без юбки...

- Вот пенсне! Под бумагами, - подал ему пропавшее пенсне поручик Кароли, и все вышли из кабинета, а прапорщик Ливенцев, выходя, любопытно обернулся на этого командира тысячи человек ополченцев и шепотом спросил Кароли:

- У него что такое? Размягчение мозга?

На что Кароли, - он был тоже веселый человек, - ответил:

- Накажи меня бог, - его надо сделать начальником штаба при верховном главнокомандующем на место генерала Янушкевича!

Канцелярия была унылая, насквозь прокуренная комната, дощатой перегородкой отгороженная от остального длиннейшего каменного сарая, принадлежавшего порту. И столы и скамейки в канцелярии были кое-как сколочены из плохо оструганных досок, причем больше всего привлекла внимание Ливенцева в первый день, как он здесь появился, надпись крупными, старательными готическими буквами на деревянной перегородке: "Приказист", и под этой надписью другая, на спинке какого-то подобия стула: "Стул приказист". Это странное слово очень смешило Ливенцева.