Еще одна причина, почему я предпочитал девушек постарше.
Они не ждали от меня чудес.
Например, сейчас я развлекался с Беллой Уилкинсон, шестигодкой, мы встречались с прошлого апреля.
Сначала Белла понравилась мне тем, что она не таскалась за мной по пятам. Ей было девятнадцать (то есть на пару лет больше, чем мне), и она не ставила передо мной невидимую планку, которую я не мог или не хотел взять. После наших встреч я спокойно уходил и сосредотачивался на регби, а она оставляла меня в покое.
Однако через несколько месяцев я вдруг понял: Белле интересен вовсе не я сам.
Ей нравилась вся эта дребедень с моим особым положением в школе.
Беллу интересовал только статус, и к тому времени, когда я это понял, мне уже было слишком удобно и слишком лениво что-то менять.
Она хотела мой член.
Вот так.
Ладно, мой член и мой статус.
Ожидания Беллы сводились к одному, ее требования — тоже. На то и другое меня более чем хватало еще каких-то пару месяцев назад.
В начале ноября я получил травму, перенес операцию и с тех пор пальцем не притронулся к Белле — мне даже смотреть на нее было больно, не то что укладываться с ней в постель. Но суть в том, что, когда такое происходило, для меня это был только секс.
Стабильные оргазмы.
Где-то в подсознании я понимал: это нездоровый подход к жизни и общению с противоположным полом, и наверное, я пресытился, но, когда живешь в мужском мире, мальчиком оставаться трудно.
Надо учесть, что я играл в регби на таком уровне, где в команде были мужчины гораздо старше меня.
Разговоры, которые там велись, тоже предназначались для мужчин гораздо старше меня.
И женщины там тоже были для мужчин гораздо старше меня.
Женщины, а не девчонки.
Господи, да если бы мать знала хотя бы о половине женщин, предлагавших себя мне (взрослых женщин), она бы вытащила мою задницу из Академии и держала бы дома под замком, пока мне не стукнет двадцать один.
В каком-то смысле у меня украли детство; и все потому, что я умел играть в регби.
Я повзрослел очень быстро, принимая на себя роль мужчины, когда только-только вылупился из мальчишек. Меня тренировали, толкали вперед, на меня давили и учили выигрывать.
У меня не было детства и общения со сверстниками.
Вместо них — возложенные на меня ожидания и карьера.
Секс — это вознаграждение, которое я себе позволял за то, что… был
За то, что все остальное держал под контролем.
За то, что благодаря железной воле и безупречному контролю балансировал между школой и спортом.
Я не был исключением.
В команде Академии только двое игроков обзавелись постоянными подружками, остальные вели себя не лучше меня.
На самом деле даже хуже.
Я проявлял осторожность в таких делах.
Они — нет.
— Мы говорим не обо мне, — сказал я Гибси, возвращаясь в сегодняшний день и чувствуя, как растет гнев. — Она совсем ребенок, слишком маленькая для всех вас, озабоченных кабанов. Все, кто здесь находится, обязаны с этим считаться.
— Пятнадцатилетняя для тебя ребенок? — смущенно произнес Гибси. — Что за пургу ты несешь, Джонни?
— Пятнадцать — слишком юный возраст, — рявкнул я, досадуя на них и самого себя. — И это незаконно.
— А-а, — понимающе улыбнулся Гибси. — Понимаю.
— Да ни хрена ты не понимаешь, Гибс, — огрызнулся я.
— С каких это пор тебя интересует, чем мы занимаемся?
— Меня не интересует, делайте что хотите и с кем хотите, — горячо произнес я. — Только не с ней.
Гибси заулыбался во весь рот с явным намерением приколоться:
— Еще пара таких фраз — и я начну думать, что ты залип на эту девчонку.
— Я не трахаюсь направо и налево, — бросил я, проглотив его наживку.
— Расслабься, Джонни, — вздохнул Гибси. — Не планировал я к ней подкатывать.
— Ладно, — выдохнул я, только сейчас заметив, что задержал дыхание.
— А вот за остальных не скажу, — добавил он, указав большим пальцем за спину.
Оцепенело кивнув, я переключил внимание на шумную раздевалку и встал. Возбуждение так и перло из меня.
— Слушайте все, — прорычал я, привлекая внимание. — Насчет девицы, которая была сегодня на поле.
Я дождался, пока мои подопечные угомонятся. Потом еще подождал, пока до них дойдет, о ком я говорю. А дальше меня прорвало:
— Все помнят, что там было? Это стремное позорище для кого угодно, особенно для девочки. Поэтому я не хочу, чтобы вы трепались об этом в школе и после школы. — В моем тоне появились угрожающие нотки. — Если до меня дойдет, что кто-то из вас чесал языком про нее… Короче, понятно, что будет.
Кто-то хихикнул, и я вызверился на виновника.
— У тебя, Пирс, две сестры, — резко напомнил я, глядя на покрасневшего хукера[17]. — Как бы ты себя чувствовал, случись такое с Мэрибет или Кейденс? Хотелось бы тебе, чтобы парни болтали о ком-то из них?
— Нет, конечно. — Пирс покраснел еще гуще. — Извини, Кэп, — пробормотал он. — От меня ты ничего подобного не услышишь.