Затонувший ковчег

В небольшой, намоленной и увешанной иконами часовне, где в прежние времена горели всегда лампадки, а теперь не осталось ни капли масла и чадили лучины, старец Вассиан не торопясь отбивал поклоны. Рядом отрок вычитывал молитву. Больше в часовне не было никого — был тот полуденный час, когда старец уединялся в моленной. Отрок устал, но продолжал читать привычные слова, скользя глазами по старым буквам. Несколько раз старец, не оборачиваясь, поправлял его. Все было обычно и буднично. Еще один вечер, общая молитва в часовне и сон. Ковчег Бухара плыл по житейскому морю, уже двадцатый год ведомый старцем Вассианом, и до тех пор, пока наставник направлял его через соблазны и прелести, в людях жила уверенность, что каждый из них достигнет спасительного брега. Они вверили себя старцу, как больные врачу, и беспрекословно делали все, что он им велел, но никто на борту не знал, что грозный, не ведавший снисхождения, жалости и сомнения кормчий в действительности невыносимо страдал и, помимо одной, благочестивой, безупречно строгой и не признававшей никаких послаблений, жизни жил иной, тщательно ото всех скрываемой. Эта другая жизнь начиналась для него вечерами, когда он выходил из просторной на высоком подклете избы, шел на берег озера и в лодке выплывал на маленький каменистый островок с одиноко торчащей сосной. На этом островке вскоре после своего возвышения старец велел поставить отдельную молельню и проводил там много времени, как полагали в скиту, в долгих молитвах и умервщлении плоти, но в действительности — в душевном отдохновении и покое. Это было единственное место, где он мог расслабиться и перестать чувствовать себя наставником. Старец разжигал костерок, кипятил чай и украдкой от всех включал радиоприемник. Он жадно слушал треск в эфире, мелодии, голоса дикторов, отзвуки спортивных состязаний и представлял далекие города и страны. Этот приемничек был единственной радостью в его небогатой на развлечения жизни, но, как ни экономил он батарейки, не позволяя себе прослушивать радио более получаса, а потом и вовсе сократив это время до пяти минут, приемника хватило ненадолго. Однако привычку ездить на остров он не утратил. Там он был предоставлен сам себе, но там же, как нигде в другом месте, он по-настоящему ощущал одиночество и заброшенность — то самое беспомощное одиночество, которое подметил когда-то в его глазах проницательный Илья Петрович. Старец смотрел на небо бесцельным взором и с ужасом думал о том, что завтра начнется новый, похожий на тысячи предыдущих день. И причина этого одиночества и тоски была в одном: старец Вассиан, продливший существование Бухары, человек, досконально знавший все тонкости ее богослужения, не верил в древнего византийского Бога с усеченным именем Исус, которому отдал свою уже близившуюся к завершению жизнь. Это болело в нем рваной раной и обессмысливало все им содеянное.