Директор кивнул и пошел по аллее. Недалеко от выхода его внимание привлек свежий холмик, заваленный цветами и венками. Илья Петрович приблизился к могиле. «Вот и старик тоже помер», — подумал он, прочтя надпись на ленточке венка. Он стоял над этой могилой и думал о том, что в мире не бывает ничего случайного, все совершается в свой срок, когда приходит ему время родиться и умереть. В каждой жизни есть некий замысел, и человеку следует его угадать и со всем, что происходит, примириться. И, верно, подобный замысел был в судьбе человека, действительно оказавшегося известным скульптором, в судьбе старика-академика, Маши, ее родителей, Катерины и, наконец, в его собственной судьбе. Он не разгадал пока этого замысла, он по-прежнему шарил в потемках, но теперь казалось ему, что до конечного поворота осталось совсем немного. Тогда начнется настоящая жизнь, а все прежнее окажется лишь цепью необходимых ошибок и поворотов, по которым течет река жизни. И потому он совсем не удивился, когда увидел плачущую свою возлюбленную ученицу, потерянную, несчастную, опозоренную перед всем светом и готовую броситься с моста в реку от безысходности. Она не посмела прийти на похороны и подошла к могиле только после того, как все разошлись. Маша долго стояла возле заваленной цветами и венками насыпи и что-то говорила покойному, точно чувствуя, что душа его здесь, рядом. Илья Петрович ей не мешал, а потом тихо взял за руку и повел к выходу. Ей было все равно, куда и с кем она идет, но хорошо от того, что директор ничего не спрашивал и ничего не говорил. И она тоже ни о чем его не спрашивала, как будто между ними давно все было обговорено. А между тем за всеми участниками кладбищенской драмы наблюдал недавний посетитель академика. Но Илья Петрович и Маша его не интересовали. Он поджидал Божественного Искупителя у его машины и здесь же предъявил ему ордер на обыск.
— И в чем конкретно меня обвиняют? — спросил Борис Филиппович довольно равнодушно.
— Я ищу один ствол.
— Оружия в моей общине нету.
— Я знаю, что нету, — улыбчиво согласился мужчина. — Вы его выкинули. Но придется объяснить, зачем вам потребовалось переносить труп академика Рогова из вашего дома?
— Он меня убить хотел.
— Вот напишите подробно, при каких обстоятельствах и почему.
— Я к нему никаких претензий не имею, — сказал Борис Филиппович надменно. — Вы свои фокусы оставьте. Ничего у вас не выйдет. Сейчас не те времена, милейший. Вы не посмеете меня тронуть. Я на вас прессу напущу, и вас сожрут.
— А я на вас — медицинскую экспертизу. Вас лично и всех ваших апостолов.
Божественный Искупитель вздрогнул и впился в безмятежное лицо голубоглазого мужчины.
— И никто из ваших покровителей палец о палец не ударит, чтобы за вас заступиться. Такого скандала они не перенесут.
— Что вы хотите? — спросил он глухо.
— Вы должны на время исчезнуть. В этом случае я смогу дать вам гарантии, что дело будет замято.
В тот же вечер Церковь Последнего Завета прекратила свое легальное существование, а еще неделю спустя в колдаевский особняк вселилось культурно-просветительское общество не то из Японии, не то из Южной Кореи с весьма нечистой репутацией, но с мировым размахом, не в пример Церкви Последнего Завета куда более солидное и основательное и заплатившее городским властям за право регистрации умопомрачительную сумму. Божественный Искупитель обратился к своим последователям с просьбой не предпринимать никаких противоправных действий и подчиниться решению властей. Одновременно с этим он довел до верных, что скоро грядет час Х, когда всем надлежит последовать за учителем к новому месту жизни, а покуда затаиться и ждать вести.
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
ПОСЛЕДНИЙ ЗАВЕТ