Застигнутый врасплох

А если он собирается признаться в убийстве?.. Вексфорду это не понравилось. Но ему нужно знать правду. Он быстро принял решение.

— Вы не подождете снаружи, инспектор Берден?

Инспектор послушно вышел, даже не оглянувшись. Квентин тяжело вздохнул.

— Не знаю, с чего начать, — произнес он. — Я бы мог ограничиться фактами, но мне нужно хоть как-то оправдать себя. Боже, если бы вы знали, какое раскаяние, какой стыд… Простите. Я пытаюсь взять себя в руки. Ну, мне… нужно с чего-то начинать.

Он допил остатки виски, оттягивая неприятный момент. Затем сказал:

— Я хочу, чтобы вы знали — вы не ошиблись, описывая наши взаимоотношения с женой. То есть мы были счастливы вдвоем, но с годами наш брак потускнел. Да, именно так. Я смирился. Подумал, что это неизбежно, когда люди живут вместе так долго, как мы, и у них нет детей. Мы никогда не ссорились. Думаю, должен вам сказать, что если бы моя жена полюбила кого-то другого, я бы не рассердился. И даже не стал бы возражать. Наверное, ревновал бы, но — боже сохрани! — никогда бы не выразил свою ревность насилием или каким-либо другим образом. Хочу, чтобы вы знали.

Вексфорд неопределенно кивнул. Слова сидящего перед ним человека звучали просто и искренне, были похожи на правду.

— Вы говорили, — продолжил Квентин, — что у людей, связанных с убийством, нет права на личную жизнь. Я должен рассказать вам о своей личной жизни, и тогда вы поймете, почему я сделал то, что сделал.

Найтингейл вдруг вскочил, метнулся к книжным полкам и прижал ладони к сафьяновым и золоченым переплетам. Не отрывая невидящего взгляда от букв на корешках, он продолжил:

— Я приходил к ней в спальню раз в две недели, в субботу ночью. Элизабет откидывала одеяло и всегда произносила одну и ту же фразу: «Как мило, дорогой», а потом, когда я возвращался к себе: «Это было чудесно, дорогой». Она никогда не называла меня по имени. Мне даже казалось, что она забыла, как меня зовут.

Квентин умолк. Вексфорд не принадлежал к числу тех полицейских, которые нетерпеливо восклицают: «Разве это важно, сэр?» Он слушал — молча, с серьезным лицом.

— Меня терзали скука и одиночество, — сказал Квентин, обращаясь к книгам. — Иногда мне казалось, что я женат на прекрасной ожившей статуе, кукле, которая улыбалась, носила красивую одежду и даже умела разговаривать, хотя словарь ее был довольно ограничен.

— И тем не менее вы были счастливы? — тихо спросил Вексфорд.

— Я так сказал? Возможно. Ведь все говорили, что я счастлив, и я привык убеждать себя, что это правда.

Квентин отошел от шкафа и принялся мерить шагами комнату. На секунду показалось, что он сменил тему.

— У нас были слуги, довольно приличные, но Элизабет их уволила. Им на смену пришли помощницы по хозяйству — иностранки, две француженки и одна немка. Думаю, Элизабет специально выбирала простых девушек. — Он резко повернулся к Вексфорду и посмотрел ему прямо в глаза. — Наверное, она считала Катье простушкой. Толстая и грубая — так Элизабет однажды отозвалась о ней. Полагаю… полагаю, что меня тянуло к Катье с самого начала, но я ничего не предпринимал. Она юная девушка, а я… гожусь ей в отцы. Я пытался относиться к ней как к дочери. Боже, как мы обманывали сами себя! — Он отвернулся. — Не знаю, смогу ли я найти слова, чтобы рассказать вам. Я…

— Вы с ней спали? — бесстрастно спросил Вексфорд.

Квентин кивнул.

— Позапрошлой ночью?

— Это было не в первый раз. Понимаете, инспектор, за шестнадцать лет брака я ни разу не изменил жене. Возможности были. У какого мужчины их нет? Я любил жену. Все эти годы я жил надеждой увидеть хотя бы намек на нежность, любой знак, что она считает меня человеческим существом. И не переставал надеяться, пока не появилась Катье. Тогда я впервые увидел женщину, которая была близка мне, которая жила со мной под одной крышей и вела себя как подобает представительнице прекрасного пола. Хотя, наверное, женщина не должна так себя вести. У нее здесь было много приятелей, и она мне о них рассказывала. Иногда по вечерам Элизабет гуляла в саду или рано ложилась спать, а Катье возвращалась со свидания и рассказывала мне о нем, хихикая и смеясь, словно самое главное на свете — это дарить и получать наслаждение.

…Однажды ночью, после одного из таких разговоров, я лежал в постели и ждал, что войдет Элизабет. Я сказал, что оставил надежду, но это неправда. Я всегда надеялся. Такого одиночества, как той ночью, я никогда в жизни не испытывал. Думал, что готов отдать все, что у меня есть, — дом, деньги, — лишь бы она просто вошла ко мне в комнату, присела на кровать и поговорила со мной…

Квентин снова закрыл лицо ладонями. Когда он опустил руки, Вексфорд ожидал увидеть слезы на его щеках, потому что последняя фраза завершилась всхлипом. Но Найтингейл был спокоен и словно испытывал облегчение, освободившись от тяжкого груза, сдавливавшего ему грудь.