Девочка, белокурая с толстой косой, своей серьезностью похожая на Лену Тарелкину, повернулась к Жене и ответила, что сегодня она его не видела и добавила, что он, наверное, готовится к сбору о поездке в Брестскую крепость. Девочка подумала, что она исчерпывающе ответила Жене и отвернулась снова к белому листу бумаги, на котором было разложено множество фотографий, стояли клей, краски, банка с водой, кисточки и карандаши. Но Женя оказался парнем настойчивым и снова потянул девочку за рукав.
— Ты еще здесь? — удивилась та, и на ее бронзовом загорелом лице появилось строгое выражение: отрывают от важного дела. Однако этот вид не испугал моего нового приятеля. Он махнул мне рукой и сказал девочке:
— Вот Сеня ищет коммунаров.
И сразу же все в комнате повернулись в мою сторону. Они начали спрашивать, откуда я и каких коммунаров ищу, сколько нас человек, кто нами руководит, есть ли у нас музей, что мы нашли? Я едва успевал отвечать на все эти вопросы и ждал, когда они замолчат, чтобы расспросить их.
— Сейчас мы узнаем, у кого ваше письмо, — сказал девочка, похожая на Тарелкину, и достала журнал. Она полистала его и объявила:
— Кто из третьего отряда?
Паренек с кисточкой в руке сказал, что он из третьего.
— Так вот, письмо из совхоза «Трудрассвет» у вас.
— Первый раз слышу, — удивился паренек и пошел к столу возле окна. Он достал папку с письмами, перебрал их и ответил, что такого письма нет. Потом заглянул в тетрадь и ответил, что наше письмо у старого коммуниста Редькина. Редькин? Маркел Аникеевич? Это же наш земляк. Он у меня записан в блокноте.
— Где он живет? — спросил я.
— Улица Мира, дом двенадцать, квартира четыре, — ответил паренек, глядя в тетрадь. — Телефона у него нет.
Ну и не надо. Есть Женя. Он знает город и поможет мне разыскать Редькина.
Когда мы уходили, строгая девочка сказала:
— Если вы ничего не найдете с товарищем Редькиным, приходите снова к нам.
Мне очень хотелось осмотреть весь Дворец, чтобы потом можно было рассказать ребятам, но Женя сделал страдальческое лицо и попросил:
— Лучше давай завтра посмотрим. А то вдруг папа придет, а меня нет.
— Так ты не пойдешь со мной к Редькину?
— Пойду. Тут недалеко. Я успею.
У нас в совхозе перед вечером всегда душно бывает в июле, а здесь просто дышать нечем. От каменных стен, от асфальта, даже от низких чугунных оград пышет зноем, как от раскаленной плиты. И как тут только мальчишки живут, да еще что-то делают. Я бы, наверное, из Волги не выходил.
Улица Мира мне понравилась. Она широкая, а над ней справа и слева бросают тень на асфальт высокие старые акации. В глубине улицы на голубом небе четко вырисовывается купол чудного дома. Я думал, что это цирк, но Женя сказал, что это планетарий. Там в большом круглом зале установлен такой аппарат — планетарий, по которому и названо здание. Он показывает небо над городом, точно такое, какое оно бывает в эти часы и минуты. А рядом с планетарием стоит обсерватория с телескопом. Оттуда ребята из кружка юных астрономов ведут наблюдение за небесными светилами и за искусственными спутниками Земли.
Мы прошли магазин, витрины которого украшали платья и разноцветные ткани, и вошли во двор пятиэтажного дома. Тут было не так жарко. У подъезда в углу я прочитал на синей железке, что в квартире № 4 живет не Редькин, а Ершов. Я позвал Женю. Он прочитал ненужную нам фамилию и ничуть не удивился.
— Редькин — дедушка?
Я кивнул.
— Живет он с дочерью?
Я снова кивнул.
— Дочь замужем. Вот как твоя или моя мама. Так? И фамилия у них меняется.
Мы поднялись на второй этаж. На наш звонок дверь открыла молодая женщина с книгой в руке. Узнав, кто мы и зачем пришли, она пригласила нас войти, усадила в мягкие кресла, поставила на маленький треугольный столик вазу с яблоками, попросила, чтобы мы не стеснялись, были как дома. Из другой комнаты женщину спросили, кто пришел, и она весело ответила:
— Это ко мне. Земляки.
Мы вовсе не к ней. Мы к Редькину. Это, наверно, он интересуется. Я вытянул шею, чтобы заглянуть в ту комнату, но женщина засмеялась и сказала, что ее папа уехал на завод «Красный Октябрь» по просьбе пионеров и должен с минуты на минуту возвратиться. Она достала из вазы два красных яблока и протянула их нам. И начала меня расспрашивать, как мы живем в совхозе, достроили Дом культуры или все еще в гараже смотрим кинофильмы? А когда я сказал, что и больницу построили, и школу, и птичник, она удивилась и сказала, что мы молодцы, особенно Журавлев. А при чем тут Журавлев, когда все это построили бригады под руководством моего папы.
— Ну, конечно, — ответила дочь Редькина, которая стала теперь Ершовой. — И твой папа молодец.
Потом она стала расспрашивать о своих знакомых. Кое-кого я знал и отвечал про их житье-бытье, что слышал от взрослых, а Женька в это время беспокойно крутился в кресле и все поглядывал на часы. Я понял, что он думает об отце и сказал, что лучше мы зайдем к Маркелу Аникеевичу завтра, а то Женю дома будут искать.