Застава в степи

Два ведра! Я даже ахнул. Это сколько же они растащат совхозного хлеба. Их ведь там собирается не два-три человека, а все двадцать. У нас. А в других хозяйствах? И я мысленно представил себе, как на всех хлебных дорогах по всей стране стоят мешочники. Это какое же право они имеют так нахально воровать хлеб у государства. И все из-за чего? Из-за ротозейства шоферов, которым, видите ли, трудно заделать борта своих грузовиков и еще из-за того, что дорожники не следят за дорогами и на них колдобин и ям не меньше, чем звезд на Млечном пути.

Тут я вспомнил гневное лицо Сережки Крымова, когда он говорил о коммунарах и бойцах продовольственных отрядов, которые воевали с кулаками и бандитами за каждый мешок зерна. А иногда и погибали. У меня кончилось всякое воспитательное терпение и я спросил Генку: давал ли он клятву пионера.

— Ну а раз давал, так выполняй ее.

Я встал с верстака и приказал ему как звеньевой:

— Чтоб завтра утром был на линейке.

— Обсуждать будете?

— Нет. Пойдешь с нами на заставу.

Генка тоже встал с верстака и признался:

— Мне отец такую «заставу» задаст… Эх, Сенька, ты, должно быть, думаешь, что мне интересно вот так каникулы проводить? Я просил отца сходить к Журавлеву, но он на него обиделся за путевку.

— Так тем более, — начал я горячо убеждать друга, решив воспользоваться его колебанием. — Ты имеешь право… Хочешь, мы скажем твоему отцу? Подумаем насчет путевки.

— Не надо, — попросил Генка.

— Да ты не бойся. У тебя отец умный. Он же лучший шофер. Он все поймет.

— Да вот пока не понимает. Мы ему с матерью каждый день говорим, а он уперся: «К Дмитрию Петровичу принципиально не пойду».

— Но ведь это глупый принцип.

— И мы ему так говорим. Ладно, Сенька, я тебя не подведу. Буду завтра в лагере.

Пионерская пограничная действует

Фаина Ильинична вывела нас за ворота и напутствовала с доброй улыбкой:

— Я рада за вас. Рада, что мы нашли новое нужное и большое дело. Я о нем обязательно скажу Николаю Андреевичу и Журавлеву. Ну, Грачев Вова, запевай!

Довольный признанием своегд таланта, Вовка спросил:

— Какую?

— О Гайдаре.

Вовка запел:

Видишь, товарищ, заря занимается,
Вновь за работу народ принимается.
Там, где труднее и круче пути,
Гайдар шагает впереди!

Мы подхватили:

Гайдар шагает впереди!

С песней мы уходим из лагеря. Стараясь идти в ногу, мы промаршировали по главной улице. На окраине разбились на три группы и направились каждая к своей дороге.

Моему отряду досталось то место, где вчера мы встретили Генку. Синицын шел рядом со мной. На его загорелом лице я иногда замечал ухмылку. К чему она относилась: к парадности нашего шествия, к Вовкиной песне о безымянной высоте, на которой осталось трое из восемнадцати ребят?.. Мы, конечно, останемся все, но если честно, по большому счету — мы же идем на свою развилку не сказки рассказывать, а воевать с разгильдяями и жуликами. И еще неизвестно, кто и как будет реагировать на наши красные повязки и флажки.

Мне отлично известно, как дорога каждая минута для шофера на хлебной трассе. Ему тонно-километры только подавай. И что такое два-три килограмма зерна, потерянного на дороге? Ерунда. Мелочь Капля в море. Песчинка в Каракумах. И тут, встретив на пути не красный околышек автоинспектора, а вихрастую голову непрошеного контролера, шофер может не остановиться. Ведь под колеса не ляжешь. А почему бы и не лечь? Мне мама рассказывала, как во Франции во время войны колонизаторов с вьетнамцами, одна девушка Раймонда Дьен легла прямо на рельсы перед эшелоном, везшим французских солдат на далекий Индокитайский полуостров. Когда я об этом поведал Генке, он скептически усмехнулся:

— Одна, а остальные? Ну, то-то.

— Зачем нам, собственно говоря, ложиться под грузовики. Мы лучше запишем их номер и передадим куда надо.

— Это вернее, — согласился Синицын. — Только, по-моему, зря ты эту дорогу выбрал.

— Почему?

— Да, — помялся Генка, — тут… меньше всего хлебных машин ходит. Нам делать будет нечего.

— Найдем дело. Будем обучать Леопарда.

Услышав свою кличку, волкодав вильнул хвостом и задрал морду кверху. Генка, почувствовав в моих словах подвох, поджал губы.

— Так это я один, — сказал он, пройдя несколько шагов. — А вы?

— Будем наблюдать.

— Все равно, — упрямо стоял на своем Синицын, — зря мы сюда идем. Лучше давай поменяемся с Грачевым. Я мигом их догоню и скажу им.

Мне была непонятна Генкина прыть и его беспокойство за наше вынужденное безделье. Но все-таки я остановил его, сказав:

— Если так случится, как ты говоришь, мы завтра поменяемся.

Генка сказал, что вольному воля, но водители не такие дураки, чтобы еще и завтра ездить по нашей трассе.

— Что у них, в степи, места мало. Они нас объедут за сто километров.

— Но на грейдер им все равно придется выехать?

Генка посмотрел на степь, на дорогу, вправо, влево и, убедившись, что другого пути на элеватор нет, согласился.