Застава

Вычислительный сектор прикладной математики располагался на третьем этаже лабораторного корпуса. В нём работали семь человек, включая руководителя сектора профессора Чернявского. Уваров приехал раньше всех, поэтому быстренько вскипятил воду, бросил в керамическую кружку с аббревиатурой на боку ААУ — это была его личная кружка, подаренная коллективом сектора на день рождения, — пакетик «Липтона» и устроился в своем ворк-боксе — рабочем модуле с компьютерным терминалом, отгороженном от остальных модулей полупрозрачными стеклянными и гипсокартонными стенками. Включил компьютер, натянул на лобастую голову, покрытую серебристым пушком, дугу коммуникатора. Когда в помещении появились остальные сотрудники сектора, он уже был недоступен для общения.

В обед позвонил Женя Федорчук, бывший сокурсник, работавший в последнее время на приборостроительном заводе «Электрон» в Королёве. Женя был классным парнем, весёлым и добродушным, и общаться с ним было легко и приятно.

— Привет, старый, — бодро поздоровался он. — Сидишь небось за компом?

Уваров представил его широкую, щекастую, улыбающуюся физиономию, и настроение улучшилось.

— Привет, Худой, — ответил он; Евгений всегда был упитанным и объёмистым, за что и получил кличку Худой. — Сижу на работе. А ты где?

— Да и я на работе, — рассмеялся Федорчук. — У нас не забалуешь, завод работает на оборонку, начинку для военных спутников делаем, так что приходится корячиться денно и нощно.

— Ты ещё не директор? — пошутил Уваров.

— Для директора у меня рост не тот, но я, между прочим, зам главного технолога. Слушай, в тему заговорили, тут у нас интересные фокусы обнаружились… — Федорчук осёкся, помолчал. — Слушай, ты же преферансист? Не хочешь поиграть в дружеской компании? У нас Петро Довгаль уехал на восток, в Новосибирск, игрок нужен.

Уваров вспомнил свои встречи в компании с Новихиным, Кореневым и Хаевичем, которые оказались агентами ксенотов. Воспоминания приятными назвать было трудно.

— Да не хочется.

— В другой компании играешь? — догадался Женя. — Ты как-то говорил. Одно другому не мешает. Подумаешь?

Уваров неожиданно решился:

— Вы когда играете?

— По субботам или по воскресеньям у Вовки-моджахеда.

Моджахедом они дразнили Володю Кабанова, отпустившего усы и бороду и весьма похожего на кавказца.

— В субботу я не могу, обещал внучку сводить в зоопарк.

— Давай в воскресенье. Начинаем в одиннадцать утра и до трёх-четырёх дня.

— Где он живёт?

— Могу заехать. Вовик живёт на улице Танкистов, недалеко от метро «Речной вокзал». От твоего дома ехать полчаса.

— Хорошо, созвонимся в субботу и договоримся точно.

— Отлично, старый, буду рад тебя видеть. — Голос Жени в наушнике айкома пропал.

Настроение поднялось ещё на пару градусов.

Во-первых, Уваров давно не играл, а преферанс он любил как великолепный способ расслабленной психоконцентрации. Во-вторых, встречи с Федорчуком всегда были позитивными, поэтому их можно было считать лечебными сеансами. Плюс разговоры ни о чём, мужской трёп, общие воспоминания, неизбежный стёб и хохот. Живём, мужики?

В таком ключе он и закончил рабочий день, настраиваясь на воскресенье.

* * *

Сели за стол в начале двенадцатого.

Федорчук шутил, рассказывал анекдоты, его поддержал Кабанов, Уваров тоже сподобился рассказать парочку смешных историй, чувствуя себя на подъёме, что его самого удивило, пока не вспомнил, что атмосфера игры с прежней компанией была иной, там он вынужден был выглядеть солидным, — и лишь четвёртый игрок, Костя Борщёв, не принимал участия в общем веселье. Он был мрачен и, очевидно, поэтому не сыграл три игры подряд, ни обычную шестерную, ни трефовую семерную, ни мизер. В школе его дразнили Борщом, в институте чекистом, уважая аббревиатуру его фамилии, имени и отчества — КГБ, что расшифровывалось как Константин Григорьевич Борщёв.

Женя наконец заметил «отсутствие» приятеля.

— Чекист, ты чего смурной, лимон съел? Или что дома случилось?

— За державу обидно, — проворчал Костя.

— С какого бодуна? — удивился Федорчук. — Ты же не состоишь в патриотическом фронте, дома строишь.

— А что, строитель категорически не может переживать за наш бардак? — осудил Женю Володя. — Мне тоже за державу обидно, хотя и я не состою в патриотических клубах.

— А тебе за что?

— Да за всё! Куда ни кинься — везде воруют! Какую ТВ-программу ни включи — везде судят коррупционеров, а их число только множится.

— Понятно, ты обыкновенный потребитель ТВ-жвачки. Ну а тебе что не нравится?

— Про грядущий праздник «Дни славянской письменности» слышал? — поднял бровь Костя.

— Хороший праздник, собирался даже сходить в музей с женой.

— А понял, чем он не хорош?

— Нет.

— Его устроители звонят во все колокола: до Кирилла и Мефодия русские не имели ни письменности, ни культуры! А знаешь, что сделали Кирилл и Мефодий на самом деле?

— Не-ет.