Застава

– Ворон, какое солнце?

Сквозь тёмные стёкла очков лениво шевелился кофейно-пасмурный день. Искусственные краски размазали площадку пустой парковки, лысую аллею и силуэты людей, время от времени возникавшие на крыльце клиники. У подъезда с визгом затормозила «скорая». За белой дверцей с красным крестом находилась чья-то беда, безмерно далёкая, не вызывающая ни малейших эмоций. Беда из маленького чужого мира, наглухо запертого от посторонних глаз и ушей, и потому одинокого в своих страданиях.

Ворон проводил безучастным взглядом носилки под полотнищем белой простыни и отвернулся.

Природа разделила сущее на мёртвое и живое. Человеку эта градация показалась чрезмерно крупной, и из-под практичного ножа государственности появились социальные слои.

Ворон усмехнулся своему настроению, однако мысли продолжали течь в заданном русле.

Сытый голодному не товарищ. Зато голодные могут ощутимо встряхнуть жирующие классы, о чём неоднократно напоминает история. Могут. Но лишь когда объединятся в стаю, общину, коллектив, партию. И дабы этого не произошло, каждый социальный слой тщательно разделён на элементы, а каждый элемент, в свою очередь, надёжно упакован в фантик индивидуализма. Как конфетки в пакете: фантик необходим, чтобы конфетки невзначай не слиплись. Разделяй и властвуй. Старо, как мир.

Образ конфет, охваченных революционным бунтом, вызвал у Ворона тихий смешок. Занесло, не иначе. Вспомнились рассуждения Лиса о дереве и корнях, и он забавы ради мысленно пририсовал каждой конфетке длинные корни. Неожиданно картинка преобразовалась, и на аллегорической сцене появился мощный конгломерат, бурлящий и неуёмный, как вулканическая лава.

Приближение близнеца Ворон почуял затылком. Согнать усмешку с лица он не успел, и подошедший Тур вопросительно поднял бровь.

– Что тебя развеселило? – мрачно осведомился он.

– Так, ерунда. Выяснил?

Всеволод Полозов передал брату открытый блокнот.

– Историю болезни уже сдали в архив, – сказал он. – Это данные из журнала кардиологического отделения.

– «Прасковья Михайловна Гаврилова», – прочёл Ворон вслух. – «1927 года рождения. Город, улица, квартира…» И что это нам даёт?

– Да ничего, – Тур достал сигареты. – Плановая госпитализация по направлению районной поликлиники. Одинокая старая женщина, ветеран труда, приехала в сопровождении то ли соседки, то ли попутчицы, которая даже врача не дождалась. В кардиологическом запомнили старушку за исключительную болтливость. О чём бы её ни спрашивали, ответ заканчивался рассказом о дочке, которая якобы живёт в Питере. Хотя в амбулаторной карте значится: родственников нет. Но питерский адрес врач всё же записал.

– Зачем? – Ворон автоматически просматривал ровные строки, оставленные в блокноте рукой брата.

– Так положено. В случае серьёзных осложнений или смерти пациента больница оповещает родственников и лиц, обозначенных в соответствующей графе.

– Это адрес либо коммуналки, либо общаги. Вместе с квартирой номер комнаты указан, – заметил Ворон.

Тур неопределённо развёл руками.

– Завтра я попробую добыть из больничного архива историю болезни. Но, честно говоря, сомневаюсь в целесообразности дальнейших изысканий. Посмертный эпикриз новой информации нам не даст, а паспортные данные перед нами, – он показал на свои записки.

– Не нравится мне твой минорный настрой, – Ворон расправил плечи. – Давай-ка пройдёмся и ещё раз обсудим факты.

– Где ты видишь факты? – вздохнул Тур.

– А «розовое солнце»? Опять совпадение?

Тур промолчал.

– Предлагаю выбрать самое невероятное из всего невозможного. – Ворон взял инициативу на себя. – Допустим, ты прав, и Прасковья Михайловна Гаврилова действительно приходилась этой самой Пятнице родной матерью. Что женщина из её палаты говорила? «Людочка рисовала розовое солнце»? Значит, Пятницу на этом свете звали Людмила. Есть вполне реальный адрес. Остаётся установить, жила ли по указанному адресу какая-либо Людмила, и следующим шагом – выяснить её судьбу, окружение и прочее.

– Прокатимся в Питер? – Тур задумчиво пригладил бороду.

– Почему бы нет? Не забывай, Бер тоже обитает в северной столице. А если представить, что Пятница знала этого типа при жизни и избрала его помощником, находясь на том свете…

Близнецы посмотрели друг на друга.

– Ворон, мы рассказываем друг другу сказки, и оба пытаемся в них поверить. Зачем?

Ворон щелчком отправил в кусты окурок, неторопливо снял очки, зажмурился и помассировал пальцами вспотевшую переносицу.

– Знаешь, – тихо сказал он, не открывая глаз, – я хочу найти нашу Кикимору. Поверь в мою сказку: она рванула к Беру.

– По интернетовскому каналу? – грустно усмехнулся Тур.

– Да. В конечном итоге весь мир есть лишь то, что мы себе представляем. Ки не интересовало, где находится Бер. Она просто кинулась защищать меня от опасности. И оказалась в его компе. Только не говори, что я спрыгнул с ума.

– Не скажу, – брат улыбнулся. – Верни на место очки.

Ворон озадаченно приостановился.

– У тебя в глазах бьётся пламя, – пояснил Тур.

Прежде чем последовать рекомендации, Ворон сжал ладонь близнеца.