Преступный замысел… Изготовление и снаряжение смертоносного оружия… Привлечение соисполнителя, хорошо знавшего лес… Выслеживание жертвы во время исполнения им обязанностей по охране общественного порядка… Жестокий выстрел в упор… Хитрое поведение после убийства…
Ничего хорошего про Куницына-младшего в обвинительном заключении не могло быть по определению.
Итак, Вадим Донатович неспешно огласил своим густым баритоном длинный перечень Лешкиных грехов.
Защитники шестым чувством чуяли, как в зале снова сгущается ненависть к человеку, которого только что чуть не пожалели. Худенький, тощенький – а сумел украсть у девчонок отца, у Натальи – мужа, у бабушки Анастасии – любимого и единственного сына. Тем более он и сейчас не очень раскаивался. Опустил голову и, похоже, даже не слушал, о чем идет речь.
Нелюдь. Выродок.
Когда закончил Мушин, в дело снова вступил Марат Сергеевич:
– Подсудимый, вам понятно предъявленное обвинение?
– Да, – односложно ответил тот.
– Хотите ли вы что-то сказать по этому поводу?
– Нет.
Лешке хотелось только одного: чтобы спектакль поскорее завершился. Чтобы мать не плакала и чтоб уехать на зону. Все равно жизнь кончена. Слава богу, у матери с отцом остались еще семь, более счастливых, чем он, детей.
– Я бы хотела сделать заявление, ваша честь, – обратилась к председательствующему Шеметова. Она чертовски волновалась. И в то же время, предложи ей кто-нибудь сейчас выйти из боя, не согласилась бы ни за что.
– Пожалуйста, – неохотно согласился судья.
Хотя УПК дозволяет выступление адвоката в начале процесса, в отличие от Штатов, для российских судов это скорее исключение, чем правило. Все равно все успеет сказать потом.
В этот момент что-то произошло. Шумок, ропот пробежал по залу.
Шеметова подняла голову от бумажек и… влипла глазами в бездонное желтое болото глаз бабки Марфы.
Бабка сидела на оставленном ей стуле и сверлила бедную Ольгу взглядом. Шеметова пыталась собрать все свое мужество, даже при всех схватилась за плечо Багрова, но зал плыл перед глазами. А еще, как страшное видение, маячила перед ней оскаленная усмешка старой ведьмы.
– Так вы будете выступать? – поторопил судья.
– Да, ваша честь. Глоток воды только.
– Глотайте скорее, – проворчал он.
Багров смотрел на девушку, не понимая, что происходит: он-то в привидения никогда не верил.
– Может, отказаться сейчас? – встревоженно спросил он, видя, что спланированные им действия неожиданно наткнулись на преграду. – Я в своей части постараюсь сказать.
– Нет, – выдохнула Шеметова.
Она почти пришла в себя, главное – не встречаться глазами с желтым, удушающим облаком ненависти. Да как не встретиться, если гадкая ухмылка ведьмы заполнила все пространство?
Ольга приникла к поданному Олегом Всеволодовичем стакану. Выпила до дна.
Надо собраться. Надо собраться.
Это была единственная мысль в ее голове.
И вдруг стало легче.
Осторожно, не торопясь, взглянула на чертову ведьму. Стул опять стоял пустой. А сгорбленная черная спина мелькнула в одном из выходов.
Шеметову сразу отпустило.
– Так вы будете делать заявление или нет? – Марат Сергеевич начал раздражаться. Что за столичные штучки?
– Извините, ваша честь. Я готова.
– Пожалуйста, – буркнул Денисов.
– Сторона защиты не отрицает ни одного из перечисленных государственным обвинителем фактов, – начала Шеметова, а зал замер в недоумении. Не этого ожидали от ловких москвичей. Даже подстава какая-то почудилась.
– Но мы совершенно не согласны с трактовкой причин поведения моего подзащитного, – продолжила Ольга.
Зал снова замер в недоумении, теперь уже по совершенно другой причине. Ерунда какая-то: с тем, что молодой Куницын
– Юноша обвиняется по статье сто пять, часть вторая. Умышленное убийство с целым рядом отягчающих обстоятельств. Защите же видится совсем иное.
– Что же видится защите? – улыбнулся судья.
Он симпатизировал отчаянным стараниям девчонки, но шансов у нее было, конечно, немного. Все в деле ясно, в три дня можно уложиться – и уедет молодой убийца на край света, с билетом в одну сторону. До конца моратория на смертную казнь…
– Защите видится совсем иное, – упрямо гнула свое Шеметова. – Убийство имело место, но, несомненно, в состоянии аффекта.
– Вы это всерьез? – даже расстроился Денисов.
Как она зачеты-то сдавала? Да еще на красный диплом (федеральный судья тоже предпочитал заранее навести справки об основных участниках процесса).
Публика тоже взорвалась приглушенным возмущенным гулом.
– Соблюдать тишину в зале! – рявкнул судебный пристав.
Все смолкли.
– Абсолютно всерьез, – подтвердила Шеметова, чем еще более накалила интерес зрителей и действующих лиц: куда ж она так ретиво прет?
– Речь не идет об аффекте как о состоянии внезапно возникшего сильного душевного волнения после, скажем, жестокого оскорбления. Частного случая, возможно, в тот страшный день и не было. Зато явно было другое, и в ходе процесса мы постараемся это неопровержимо доказать.
– Что именно? – Теперь Денисову было даже интересно.