Защитник

Тем не менее бутылочку со столика стюардессы я прихватил. Не помню, что это было за пойло, но отдал я за него целых двенадцать долларов, после чего сон мой был крепок и безмятежен. Как сказала потом супруга, я храпел на весь салон. Пробудился же я только после посадки самолета, когда все пассажиры дружно хлопали в ладоши, благодаря пилота за отличную посадку.

В какой-то миг мне стало холодно. В салоне самолета и в самом деле было прохладно, а слова командира корабля о том, что за бортом сейчас тридцать семь градусов, ничуть не грели. И только шагнув на трап, ведущий к раскаленному бетонному полю, в первый раз вдохнув раскаленный южный воздух, я понял, что попал… в иной мир. Мир, столь же чуждый мне, как те миры, куда вели двери, что я открывал караванам в Северной столице. На мгновение я замер, пытаясь осознать величие момента.

Я впервые оказался в иной стране, не в ином волшебном измерении, а в иной стране нашей совершенно реальной планеты. Только здесь я во всей полноте почувствовал разницу между безнадежной данью и чужеродностью иных миров и иноземьем своего родного мира. И вновь я понял, что Тогот был прав, отправляя меня в Турцию. Никакими словами он не смог бы описать это чувство, никаким колдовским способом не смог бы втолковать, что ощущает человек, впервые ступивший на землю иной страны. Особенно человек советский, пусть даже и далекий от идеологических устоев нашего общества, но все равно воспитанный в окружении добропорядочных граждан.

На какой-то миг протрезвев, я с удивлением прошел через турецкий пограничный контроль, получив две марки и печать в девственный загранпаспорт.

В те дни еще не был построен нынешний шикарный аэропорт Анталии с его гигантским залом и узким эскалатором, который, словно горная тропа, ведет с верхних этажей к стоянкам такси и автобусов-трансферов. Старый аэропорт напоминал огромный ангар, и, покинув его, я ожидал увидеть всадников в черных одеждах, нищих и облупленные глиняные мазанки. Вместо этого меня встретила европейская автостоянка. А в автобусе-трансфере меня поджидал усатый «новый украинец», который всем сообщал, что только что прилетел из Харькова и каждому садящемуся в его автобус наливал полный пластиковый стакан водки из бездонной бутыли «Смирноффа».

Дальше все смешалось.

В голове остались смутные воспоминания о дороге в отель, знакомство же с самим отелем началось у меня поздно вечером.

* * *

— Солнышко давно взошло, петушок давно пропел…

Я оторвал голову от подушки и с удивлением огляделся. Я лежал на огромной кровати в большой комнате. Светлые обои, пол, покрытый плиткой. Все лампы были выключены, но из-под плотных занавесок пробивались лучи заходящего солнца. Передо мной на тумбочке стоял выключенный телевизор, а рядом на столике лежала распотрошенная дорожная сумка — моя сумка.

— Где я?

— Я мог бы ответить тебе по-народному, в рифму, но тогда конструктивный диалог у нас не получился бы, — продолжал невидимый Тогот. — И хотя я нахожусь в тысяче километров от тебя, я с уверенностью могу утверждать, что ты в своем номере отеля в Турции… Так как, судя по всему, ты уже пришел в себя от чрезмерных возлияний спиртосодержащих напитков, то тебе надлежит встать и, во-первых, дать мне колдовской маяк, иначе мне приходится делать слишком большие ментальные усилия в общении с одним непослушным учеником. А потом, пока твоя половина кокетничает и нажирается в местном баре, мы отправимся на пляж, и ты причастишься…

— И что же мне нужно будет вкусить вместо тела и крови Христа? Кусочек медузы и пару глотков соленой воды, смешанной с мочою отдыхающих?

— Не кощунствуй! — фыркнул Тогот. — Ну-ка марш в ванную и давай черти пентаграмму, пока Аллочка не явилась проверить, не хватил ли тебя кондратий…

— А га…

Тяжело вздохнув, я поднялся и, покачиваясь, отправился в ванную.