– Я имел в кармане заготовленный текст, – ответил Гуров. – Спросили, отдал бы, но, так как я присутствовал по распоряжению начальника, дежурный офицер решил со мной не связываться. Меня, Валентин, интересуют твои предложения, а не вопросы.
– Лев Иванович, я хотел сначала доложить о проделанной работе, – ответил Нестеренко. – Хвастаться нечем, но отсутствие результата – тоже результат. Гриша, хочешь сказать? – Он взглянул на Котова.
Тот отрицательно покачал головой, и отставной полковник продолжал:
– Виделись мы с четверыми свидетелями. О пятом скажу позже. Алексей Федорович Касьянов, двадцать восемь лет, челнок, ездит в Польшу, холостой, достаток умеренный. Сел в автобус у Белорусского, через две остановки вышел, видел, как Тимур вошел в автобус там же, на Белорусской, имел в руках небольшой рюкзак. Касьянов имеет «Жигули» пятой модели, в тот день машина находилась на станции техобслуживания: готовится к техосмотру. Проверяли, все верно, на станции Касьянов хорошо известен, платит нормально, прижимист, водку не пьет. Его сотрудничество с кем-либо из спецслужб считаю маловероятным.
– Спасибо, – Гуров взглянул вопросительно на Котова, который в очередной раз высморкался, нехотя сказал:
– Разрешите мне, Лев Иванович, в итоге несколько слов сказать.
– Хорошо, Валентин, продолжай, – Гуров присел на подлокотник плюшевого кресла.
– Коновалов Василий Гаврилович, сидел на заднем сиденье автобуса, когда Тимур вошел и сел рядом. Сорок лет, женат, двое детей, в прошлом инженер-электрик, сегодня работает шофером, обслуживает палатки у Белорусского, предполагаю, что основная его специальность – охранник. Он физически крепок, воевал в Афгане, уволился после ранения. Хороший семьянин, выпить может, но не злоупотребляет, не любит «черных». Для Коновалова что афганец, что чеченец – все едино. Человек он сдержанный, даже скрытный, однако разговаривал охотно, что настораживает. Семья живет в достатке, но не более того. Имеется машина «Жигули» третьей модели, но на ней больше ездит жена, которая работает в Митине на кладбище. Там мы не были. Связи Коновалова со спецслужбой практически исключаю. Он оперативной информацией не располагает, работа, дом, связи, полагаю, ограниченны. Возможно, у него имеется любовница, деваха из палаток, где они и решают насущные проблемы. – Отставной полковник замолчал, выпил чаю.
Григорий Котов кашлянул, взглянул на приятеля многозначительно. Нестеренко отмахнулся.
– Лучше нос длинный подотри, ничего я не забыл, дай дух перевести. Будешь рожи строить, заставлю докладывать самого. Захребетник.
– А ты антисемит, – буркнул Котов и отвернулся.
– Григорий прав, в показаниях Коновалова имеется серьезное противоречие.
– Два, – поправил Котов.
– Лев Иванович! – Нестеренко развел руками.
– Взрослые сыщики, цапаетесь, словно дети, – усмехнулся Гуров. – Вам дня не хватает?
– С мысли сбил, морда, – пробормотал Нестеренко. – Так вот, когда Тимур в автобус вошел, то все места на заднем сиденье были заняты, рядом с Коноваловым лежал здоровенный рюкзак. Так свидетель его снял, место парню освободил, а утверждает, что «черных» не переваривает. Вы приказывали свидетелей не подлавливать, мы странный поступок мимо ушей пропустили. Так Коновалов сам об этом разговор начал, целую речь произнес. Мол, адвокат в суде из-за этого рюкзака душу вымотал. Почему да отчего и по какому случаю? А свидетель утверждает, что журнал смотрел, не разглядел морду подошедшего парня, потому рюкзак и снял, место освободил.
– А Коновалов должен был рюкзак не снять, а надеть, так как на ближайшей остановке вышел, – сказал Станислав.
– Верно, – кивнул Нестеренко, – тем более странно, что вышел он на одну остановку раньше, чем ему требовалось, он дальше по ходу автобуса живет. Коновалов хорошо запомнил парня и его маленький рюкзачок. Объясняет свою отличную память тем, что парень очень на чеченца похож, а рюкзачок у него был в точности такой, как у самого Коновалова, только развернут не полностью, а на одну треть.
– Отличная работа, – заметил Станислав.