После этих слов Анри затрясся с новой силой, кресло под ним заскрипело, и он выдал из себя сдавленный хрип, прозвучавший настолько пронзительно, что больше напоминал вой раненого волка перед ликом смерти. Кира испугалась такой внезапной реакции, отскочила от старика и угрожающе выставила вперёд оружие. Справа от нас что-то щёлкнуло, зашипело, и из темноты снова полилась громкая музыка, песня той сладкоголосой певицы. Кира дёрнулась от неожиданных звуков, развернулась на месте, поворачиваясь в сторону источника, и, сама того не осознавая, выпустила длинную раскатистую очередь из своего автомата. Комната на мгновение озарилась светом от грохочущего огня, протянувшегося от моей напарницы до ненавистной музыкальной машинки. Пули с мышиным визгом изрешетили стену и оставили в ней глубокую, длинную борозду, прогрызенную маленькими свинцовыми тварями, порождёнными из этого смертельного огня. Старинное музыкальное устройство моментально разлетелось в щепки, а металлический рупор с грохотом рухнул на пол, но музыка не думала останавливаться. Теперь она исходила не из самой машины, а растворилась в комнате, заливная трель неизвестного исполнителя окружила нас со всех сторон. Музыка стала зловещей, очень громкой, с незначительными искажениями и гулким эхом, будто мы находились в огромном и пустом зале. Кира с ошалевшими глазами крутилась на месте, направляя свет фонарика и оружие во все углы комнаты, пытаясь понять, откуда исходит эта навязчивая мелодия. Я замер у двери, боясь пошевелиться, любое резкое движение – и Кира в таком состоянии запросто отправит меня вслед музыкальной машинке, только мой голос затихнет навсегда.
Неожиданно сквозь музыку прорезался зловещий, неживой голос псевдо-Вивьен, он завывал от отчаяния и злобы, сливался с музыкой и проносился по всей комнате, отдаваясь жутким эхом.
– Оставьте нас в покое! – повторял голос раз за разом.
Кира продолжала вертеться на месте, стараясь прицелиться в каждую тень, выплывающую в свете фонаря. Тут я, наконец, опомнился, что израсходовал весь запас патронов в своём пистолете. Я быстро провёл двумя пальцами перед собой и приготовился выбрать в меню нужную мне категорию, но воздух в месте прикосновения чуть заметно всколыхнулся, сверкнул оранжевой каймой экрана Консоли, затем она странно скривилась и исчезла. Меня бросило в холодный пот и всего передёрнуло от непонятного ужаса, который смог ускользнуть из глубин моего разума. Сквозь темноту и с непониманием я посмотрел на кончики своих пальцев, потёр их, а затем снова взмахнул рукой, мысленно умоляя Систему подчиниться. Но в этот раз не дрогнула ни одна строчка её кода, Консоль не слышала мой зов. Раз за разом я повторял безуспешные попытки, рассекал пальцами вязкую темноту, выделывал руками странные пируэты, но все потуги оказались напрасными.
– Кира! – громко позвал я напарницу сквозь бесконечные потоки музыки и тьмы, разделяющие нас. – Моя Консоль, она… она не открывается, отказывается работать, я не могу получить боеприпасы.
В этот момент я осознал весь ужас, который испытывают люди, оставшиеся без Консоли. Пустота, ощущение безнадежности, потерянности, как будто от тебя оторвали частичку чего-то важного и очень нужного, что-то, без чего ты не представляешь себе жизнь. Скорее, даже нарушили единственную связь с реальностью, то, что заставляет нас чувствовать себя живыми, нужными этому миру и обществу. Словно кто-то с силой вырвал из рук кучера поводья, и теперь его карета мчится к краю отвесной скалы, быстро, неумолимо, а он ничего не может с этим поделать, лишь с тоской и страхом взирает вперёд. Столько чувств и эмоций я пережил за эту минуту, столько мыслей успело родиться и умереть в мучительном ожидании чего-то страшного. Призраки называют этот маленький чип в наших запястьях рабскими кандалами, ошейниками, за которые нас водят всю жизнь. Но некоторым рабам их путы дают иллюзию свободы. Их жизнь проста и понятна, они живут по давно придуманным законам, и сами словно программы, неживые, каждый день выполняют однообразную, тяжёлую и рутинную работу, при этом смертельно боятся покинуть этот вечный плен собственного разума. Иллюзия свободы и состоит в том, что ничего не нужно решать, только идти по хорошо изведанным тропкам, безропотно и покорно. Мы все освобождены от самой жизни, от принятия собственных решений, и это понимаешь в тот момент, когда нам дают настоящую, а не мнимую свободу, когда мы выходим за рамки будней и своей программы, когда нужно решать самому, что делать. Я понял это, когда неведомая сила перерубила поводок и оставила меня наедине с самим собой и моими собственными мыслями.
– Проклятье! – раздался возмущённый голос напарницы.
Я поймал её образ в луче света и увидел растерянное и обозлённое лицо, сочетающее в себе целую дюжину эмоций, от ненависти до испуга. Кира повторяла тот же курьёзный танец в темноте, раз за разом расчерчивая пальцами невидимые линии.