Икаров скромно стоял у дверей лифта, немного смущённо, как в первый раз, когда он только оказался в этих стенах, чтобы поделиться со всеми своими мечтами. Сейчас на нём неуклюже висел старый и протёртый годами кожаный плащ, под стать коричневым туфлям и небольшому кожаному чемоданчику в руках. Икаров крепко сжимал остатки своего прошлого, единственное, что связывало его с этим местом, а в другой руке держал широкополую старомодную шляпу, неловко прижимая её к груди. На его голове затейливо вились всклокоченные седые волосы, а на пожилом морщинистом лице блестели добрые, искренние, но такие печальные глаза.
Когда мы приблизились к нему, Икаров приветливо и тепло улыбнулся, как только могут улыбаться внукам их любимые дедушки.
– Здравствуй, Стил! – сказал он, и его губы чуть заметно задрожали. – И тебе, моя любимая Кирочка.
– Доброе утро, Сергей Геннадьевич, – негромко, но почти одновременно ответили мы.
Икаров почти незримо склонил голову в знак приветствия и мимолётом бросил взгляд на дверь кабинета, который мы покинули совсем недавно.
– Про Диму мне уже сообщили, очень жаль, талантливый он парень, шустрый. Подаёт большие надежды, как мне кажется…
– Он только что скончался, – печально пробормотал я.
Икаров понуро опустил голову.
– Я уж понял, Стил, по вашему виду понял. Я не сомневался, что так всё обернётся, после такого не выживают. Жаль, очень жаль. И ведь не первый уже на моей памяти. Что же они у меня… – Икаров внезапно замолчал, и его лицо исказила гримаса боли.
– С вами всё хорошо? – с тревогой спросил я. – Как вы себя чувствуете?
– Всё нормально, ребята, просто фантомные боли.
– Какие боли? – переспросила Кира.
Но Икаров только махнул рукой.
– Неважно… это уже неважно, Кирочка. Мне намного больнее за своих подопечных, которых я вынужден оставить вот так. – Сергей Геннадьевич снова посмотрел в сторону закрытого кабинета, откуда в этот же момент вышли молодые Техники и скрылись в светлых коридорах технического отдела. – Что же они себя не берегут-то, а? Чем же ты думал, Дима? Обидно-то как. Вот нет у них трепета за собственную жизнь, не заботятся о себе, совершенно стали оторваны от реальности. Думаю, что это моя вина, я должен был уследить, заметить что-то, должен!
– Да ну, бросьте, при чём тут вы? – воскликнул я.
– При том! Возможно, я действительно потерял былую хватку, если юноши гибнут от такого под моим руководством. Это ужасная смерть, в ней нет ничего героического, она лишена всяческого смысла, понимаете? Ведь это даже не бой с ватагой Отступников. Стражи работают на износ, используют стимуляторы, разрушают собственный организм, свою жизнь – и ради чего?
– Ради веселья? – как-то не к месту предположила Кира.
– Веселье… – хмуро повторил бывший начальник и огляделся.
Всюду сновали люди в белых халатах, взмыленные, встревоженные, ходили из кабинета в кабинет, что-то оживлённо обсуждали, даже спорили. Жизнь вокруг текла своим чередом, и никто на нас не обращал никакого внимания, только одна очень молодая девушка на минуту остановилась около своего кабинета, погружённая в размышления, и посмотрела в нашу сторону. Взгляд её был очень пронзительным, но в то же время очень пустым и безжизненным, казалось, она вовсе не видит трёх человек перед собой, а смотрит куда-то вдаль, сквозь нас, и думает о чём-то своём. Какие мысли крутились в её голове? Возможно, она вспомнила своего дедушку, когда увидела Икарова, и ей невыносимо тоскливо захотелось его обнять, а может, её мысли и вовсе унеслись в такие тёмные и запутанные глубины сознания, где мы так любим скрываться время от времени. Девушка смотрела сквозь нас некоторое время, а потом внезапно погрустнела, отвернулась и зашла в кабинет, медленно закрыв за собой дверь.
Сергей Геннадьевич проводил её взглядом, потом повернулся к нам и мрачно покачал головой.
– Нет, Кирочка, не думаю, что дело тут в некоем веселье или чудачестве и даже не в юношеских причудах. – Икаров глубоко вздохнул. – Причина намного серьёзнее и глубже. Знаете, я всегда говорил, что молодёжь – это индикатор здоровья общества. Ведь дети – это цветы жизни, а по здоровью цветка можно судить о качестве почвы, на которой он вырос. То, что сейчас мы видим, – это даже не болезнь цветка, скорее, его просто срезали, оторвали от земли, и теперь он сохнет и умирает…
Сергей Геннадьевич вдруг встрепенулся, опомнился, стал очень взволнованным.
– Ой, что-то мы тут заговорились совсем, вам же надо срочно бежать в главный совещательный зал, там же сегодня этот… – Икаров поморщился. – Заменитель мой. Стил, Кира, навестите меня как-нибудь, чаю попьём и обсудим много интересных тем. Одно только прошу – не забывайте меня. Я же не смогу так… без вас, без них, без всего этого.
Икаров попытался улыбнуться и посмотрел вслед уходящим по коридору паре Техникам.
– Да что вы такое говорите, мы же… – запричитала Кира.
Но Икаров интенсивно и крайне эмоционально замотал головой и шляпой в своей руке.