Засекреченный полюс

Но моя главная задача заключалась в другом. Посадка на льдину, выбранную с воздуха, всегда связана с немалым риском. Даже самый опытный глаз не всегда может обнаружить препятствие, скрытое под снежным покровом, жесткие, как бетон, заструги, запорошенную снегом трещину, притаившийся ропак. Могла случиться и вынужденная посадка. Вот тогда мне предстояло спуститься на парашюте к месту происшествия для оказания помощи пострадавшим.

Правда, до сего времени лишь один человек прыгал с парашютом в северных краях - Павел Буренин. Но сама идея использования парашютов в Арктике родилась в конце тридцатых годов, после появления в газете "Известия" фантастического рассказа "Десант на полюс", автором которого был Маврикий Слепнев, летчик герой челюскинской эпопеи.

Рассказ М. Слепнева вызвал оживленную дискуссию специалистов-полярников: какому методу отдать предпочтение - посадке самолета или парашютному десанту? Полярные летчики и ученые давно вынашивали мысль об организации на полюсе длительно действующей научной дрейфующей станции.

За посадку самолета на льдину ратовали известные полярные асы М. Водопьянов, В. Молоков и сам М. Слепнев - первые Герои Советского Союза - спасители челюскинцев, оказавшихся на льдах Чукотского моря после гибели судна.

Идею парашютного десанта отстаивал известный летчик-парашютист Я. Мошковский. "Качество наших людей и наших парашютов, обычных и грузовых, - писал он, - позволяет утверждать, что высадка десанта на полюс будет произведена блестяще". Доказывая преимущество своего предложения, он ссылался на опыт Р. Амундсена. Знаменитый полярный путешественник, после своего полета на 88° северной широты, писал: "Вполне естественно, что мысль о месте спуска всегда занимает авиатора. Моторы могут закапризничать в любое время и, естественно, в любой этот момент нет места для спуска, ему придется плохо. Но все равно: куда ни кинь взгляд, нигде не было ни малейшего признака удобного для спуска места. Повсюду лед больше походил на огромное количество отдельных небольших участков, рассеянных по всей поверхности без конца, без края. А между всеми этими участками воздвигнуты высокие каменные заборы...

Несмотря на блестящий полет Бэрда, наш совет таков: не летайте в глубь этих ледяных полей, пока аэропланы не станут настолько совершенными, что можно будет не бояться вынужденного спуска".

А известный полярный летчик А. Д. Алексеев считал, что "рассчитывать на хороший естественный аэродром на полюсе не приходится. Там могут оказаться ровные площадки молодого тонкого льда между торосистыми полями. Но они не выдержат веса тяжелой машины. Старые же ледяные поля, толщиной по пять-шесть метров, всегда покрыты торосами от одного до шести метров".

Возражая ему, М. В. Водопьянов писал: "Практики парашютных прыжков в условиях Арктики у нас нет. Вряд ли можно сбросить на грузовом парашюте ряд хрупких, необходимых для научной работы на полюсе аппаратов и приборов".

Но не прошло и полугода, как фантастическая идея посадки самолетов на Северном полюсе блестяще была осуществлена советскими полярными авиаторами. 21 мая 1937 года четыре тяжелых самолета АНТ-6 сели на льдину у полюса, высадив четверку ученых во главе с И. Папаниным, положив начало планомерным исследованиям природы Центрального полярного бассейна. Их бесценный опыт не прошел даром.

Но, к счастью, мои хирургические знания так и оказались невостребованными. За два месяца полетов в Центральной Арктике летчики совершили сотни посадок на льдины, выбранные с воздуха. И ни одной аварии, ни одной мало-мальски серьезной поломки. Вот оно, высочайшее летное мастерство. Так и пролежали бы мои парашюты, укутанные в брезент, если бы...

Экспедиция уже подходила к концу. Наступило 9 мая.

Я лежал в спальном мешке. Было тепло и уютно. Тихо постанывал ветер в трубке вентилятора. Поземка по-мышиному осторожно скреблась в стенку палатки. Где-то тревожно потрескивал лед. Время от времени с тяжелым "у-ух" скатывалась ледяная глыба с гряды торосов.

Я прислушивался к этим звукам, таким привычным за два месяца палаточной жизни на дрейфующем льду в центре Арктики.

Лучи незаходящего полярного солнца с трудом проникали сквозь толстую пленку наледи, покрывшей круглый глаз иллюминатора, отчего в палатке царил легкий полумрак. Меблировку палатки составляли две походные раскладные койки, складной столик под иллюминатором с шеренгой баночек и коробочек с медикаментами и двумя металлическими стерилизаторами, фанерный ящик, служивший обеденным столом, о чем свидетельствовали многочисленные жирные пятна, двумя жестяными банками с пельменями, заменявшими стулья, и легкая двухконфорочная портативная газовая плитка, соединенная шлангом с газовым баллоном.

Я поднес к лицу руку с часами. Стрелки показывали восемь утра. Я с завистью посмотрел на соседнюю койку, где сладко посапывал, забившись с головой в спальный мешок, радист Борис Рожков. Крохотное отверстие, оставленное им для дыхания, обросло пушистым венчиком инея. Оттуда то и дело, словно игрушечный гейзер, выскакивала струйка холодного пара.