С нашей стороны в марте 1940 г., в период наибольшей концентрации войск, в активных действиях участвовали 52 стрелковые и кавалерийские дивизии, несколько десятков отдельных бригад и полков, входящих в специально сформированный Северо-Западный фронт (две армии) под командованием командарма 1 ранга С. К. Тимошенко, и кроме того, три армии, которые действовали от Ладожского озера до Баренцева моря.
Сухопутные войска поддерживали корабли Краснознаменного Балтийского и Северного флотилии. Численность этой крупной группировки сухопутных войск, ВВС и сил флота составляла около 960 тысяч человек. По боевой технике Красная Армия имела тройное, а по танкам и авиации — абсолютное превосходство.
Тимошенко против Маннергейма
Итак, выбор был сделан, и «вынувший меч да не устрашится».
Впрочем, никто особенно не страшился. Ни комбаты, снисходительно разглядывавшие в стереотрубы убегавшие на том берегу Сестры в сосновые боры жиденькие цепочки финских дзотов, ни люди с шитыми золотом звездами в тиши кремлевских кабинетов. Ими финская пехотная армия не принимались за достойного противника.
Если верить воспоминаниям очевидцев, Сталин был настроен сердито и одновременно насмешливо. Разработка плана кампании была целиком передана в штаб Ленинградского военного округа. «Великий полководец» счел, что у генштаба в то время были заботы куда важнее, чтобы отвлекать его на подобную мелочевку.
Так же директивно было запрещено привлекать к операции дивизии внутренних округов, а общее поражение планировалось нанести за 9–12 дней. Вселял уверенность высокий боевой дух войск, развернутых на финской границе, преисполненных решимости «преподать урок зарвавшимся белофинским бандитам» и оборонить колыбель революции.
Река Сестра. Двадцать два года эта тихая река носила неведомый ей до того титул государственной границы. 30 ноября она сложила его, став просто одной из сотен мелких карельских речушек.
Здесь, на Карельском перешейке, наша 7-я армия, наиболее сильное и боеспособное объединение Ленинградского военного округа, с успехом перешла в наступление. Финская пехота отходила, уклоняясь от крупных боев. Редкая сеточка проселочных дорог, убегавшая в глубь страны, на северо-запад, отныне стала называться в оперативных сводках направлением главного удара.
Надо заметить, что над планом финской кампании, видимо, по уже оговоренным выше причинам, в штабе думали недолго. Он был прост и незамысловат, как штык «трехлинейки».
При разработке плана во главу ставилось то обстоятельство, что кратчайший путь по карте от государственной границы до Хельсинки пролегал именно здесь, по побережью Финского залива.
Можно задаться логичным вопросом: почему не бралась в расчет упрятанная в межозерье и непроходимых болотных топях обширнейшая система мощных финских укрепрайонов, эшелонированная в глубину на многие десятки километров, которая наглухо перекрывала путь в глубь страны? Более известная как «линия Маннергейма», она, по оценкам специалистов, ни в чем не уступала имевшимся мировым аналогам, в частности, немецкой линии Зигфрида и французской линии Мажино. Так почему же для главного удара было выбрано это, гиблое во всех отношениях направление?
Здесь можно высказать несколько соображений.
Во-первых, по разумению Сталина, воевать надлежало с громкой славой, так, чтобы демонстрация сокрушительной мощи Красной Армии заставила почтительно притихнуть европейские столицы. Если лихим тараном проломить железобетонный панцирь Суоми, да и еще совершить это в то время, когда немцы, англичане и французы нерешительно топчутся друг против друга в Европе, — это впечатлит и заставит «снять шляпы» и Лондон, и Париж, и Берлин.
Во-вторых, ни тогдашний нарком обороны маршал Ворошилов, ни командующий группировкой округа командарм 1-го ранга Тимошенко полководческими талантами, мягко говоря, не обладали. Часто для обоих решающим аргументом в принятии того или иного решения становилась обычная линейка, превращавшая на карте прямую линию от пункта А до пункта Б в направление главного удара.
К слову, сразу же по окончании финской кампании Тимошенко, отвечая на вопросы выпускников военных академий, касавшихся новых стратегических решений, снисходительно отмахнулся:
«Малой кровью, могучим ударом» на поверку оказалось не более чем фанфарной строкой из бравой песни, никак не соответствовавшей реальному положению вещей. Солдатская кровь оставалась едва ли не на последним аргументом в длинной череде «за» и «против».
Подтверждение тому — многочисленные эпизоды и финской, и Великой Отечественной, когда у «незнакомого поселка, на безымянной высоте» пехоту клали ротами и батальонами, до последнего человека. Много ли могла стоить жизнь деревенского мужика в красноармейской шинели в то время, когда в одночасье расстреливались и маршалы и командармы!