Заре навстречу

эта война нужна только русской, английской и французской буржуазии, и она несет лишь неисчислимые бедствия народу.

- Ну, а зачем ты тогда наперсток взял? Я думал, ты согласный.

- Наперсток? - удивился отец. - Просто так, на память.

- Зачем же на память?

Отец улыбнулся, привлек Тиму к себе и, очень пристально глядя ему в глаза, сказал:

- Я недавно погорячился и высказал в общественном месте свои взгляды на войну. А сейчас, кажется, снова введены полевые суды за антивоенную пропаганду. Конечно, я готов повторить на суде то же самое. Ты знаешь, что такое наш комитет?

- Это Рыжиков, что ли?

- В городе Рыжиков, а у нас на железной дороге свой комитет. И вот комитет предложил мне съездить в одно место. Значит, я уеду. Словом, мама все будет знать.

Но только ты ей про наперсток не говори.

- Ты что думаешь, ей жалко будет наперстка, да? Да возьми хоть еще и ложку и плашку.

- Так ты будешь хорошим? - спросил отец.

Тима обнял отца и прижался лицом к его пахнущей карболкой старенькой железнодорожной тужурке.

Поздно вечером, когда Тима укладывался спать, в дверь кто-то незнакомо постучал. Тима снял крючок. На пороге стоял костлявый офицер в коричневом френче и таких же коричневых широких галифе. Оттого, что галифе были очень широкие, он походил на кувшин. Офицер молча шагнул в комнату, напряженно и внимательно огляделся.

- Один?

- Нет, вдвоем, - сказал Тима.

- Кто же еще? - тревожно спросил офицер.

- А вот вы еще.

Лицо офицера оставалось озабоченно-неподвижным, потом он вдруг захохотал горлом и, мгновенно меняясь в лице, строго заявил:

- Но, но, без этих штучек.

Сел. Поставил саблю между ног и, глядя на эфес, спросил:

- Фамилия?

- Чья?

- Твоя.

- Вы меня Тимофеем зовите, - посоветовал Тима.

- Значит, Сапожков?

- А разве все Тимофеи с такой фамилией?

- Не шали, мальчик, - сурово сказал офицер. - А то, знаешь, могу и того... рассердиться.

- А вы с самого начала сердитый пришли.

- Отец дома? - Офицер сморщился, махнул рукой и переспросил: - То есть где он сейчас находится?

- Вы что, про папу спрашиваете?

- Отец и папа - по-русски это одно и то же.

- А вы разве его не видели?

- Где? - встрепенулся офицер.

- Ну там, - махнул рукой Тима, - на балконе, в банке. Он же туда пожертвование понес.

- Шутишь, мальчик! Твой отец не из таких. Чего ты со мной в пешки играешь? - Офицер положил ногу на ногу, потом наклонился к лицу Тимы грудью, увешанной медалями и крестами, спросил: - Видал, сколько регалий?

- Значит, вы храбрый?

- Ага! - сказал офицер.

- Расскажите, как вы немцев убивали, - ласково попросил Тима. - Будьте добреньки.

Тима уже давно почуял нечто общее между этим офицером и тем человеком, который так подло обманул когда-то его доверие там, в гостинице "Дворянское подворье". И он вступил в борьбу с этим офицером, призвав на помощь все свое детское лукавство и мстительную ненависть.

- Чай пить хотите? - предложил Тима.

- Ну что ж, угощай.

- Ну, так я за водой сбегаю.

- Э, нет, шалишь! - Офицер даже к дверп подошел. - Ты, я вижу, ученый.

- Даже очень, - с гордостью согласился Тима. - Могу басню прочесть "Кот и повар".

Офицер вынул из кармана записную книжку, показал лежащую в ней фотографию Эсфири.

- Ты эту женщину знаешь?

- Она ваша невеста, да? - обрадовался Тима.

- Почему невеста, дурак?

- Фотографии невест всегда с собой в кармане носят.

- Ну и остолоп же ты, мальчик, - вздохнул офицер. - Это же ваша знакомая!

- А ну, еще раз покажите.

Тима долго разглядывал карточку тети Эсфири, потом огорченно сказал:

- Нет, таких у нас нет.

- А кто у вас знакомые?

- Всех по пальцам назвать? Господин Пичугин - раз, доктор Шухов - два, доктор Андросов - три, Георгий Семенович...

- Это какой Георгий Семенович? - оживился офицер.

- Ну, городской голова, что вы, не знаете?

Тима даже возмутился.

- Вот что, - решительно заявил офицер. - Хватит.

Говори, где отец?

- Вам адрес сказать?

- Вот именно, - обрадовался офицер.

- А я дом глазами знаю, а как адрес называется, не знаю.

- Показать можешь?

- Пожалуйста, - согласился Тима. - Только далеко идти.

- Ничего, у меня извозчик.

Когда вышли из дому, Тима заметил в палисаднике у кустов боярышника двух незнакомых людей. Офицер бросил им на ходу:

- Одному остаться, другому за мной следовать. - И похвастался: Кажется, веревочка в руках.

На улице было сонно и тихо. В небе торчала плоская луна, измазанная грязными облаками. Воняющий помоями ветер нес в лицо невидимую, тонкую, как зола, пыль.

И уже исчезло озорное возбуждение борьбы, которое испытывал Тима, когда разговаривал с офицером, увертываясь от его цепких вопросов. "Ну, повозит он меня по городу, ну, час, ну, два, - тоскливо размышлял Тима, - я скажу: забыл и не могу найти дом. И зачем было придумывать себе такое геройство, ведь оно никому не нужно.

Папа сказал, что не вернется больше домой. Значит, офицер мог сколько ему угодно сидеть у них в доме без толку.

И нужды в таком обмане нет, даже можно чего-нибудь напортить этим обманом".

Тима смущенно сказал офицеру:

- Дяденька, вы на меня не сердитесь, ночью я не найду того дома, да там сейчас все равно никого нет. Это там, где в костяные шары играют на столе.