Заре навстречу

- Техническая комиссия при Совете нащем депутатском.

- А кто исполнять будет?

- Все.

Болотный, насупившись, теребил бороду, потом попросил:

- А ну, еще раз перечисли. - Снова задумался и только после этого одобрил: - А ведь ничего не скажешь, дело! - и, вставая, заявил: - Ну, пойду людям скажу.

Не все еще, видать, знают.

- Валяй, валяй, агитируй, - одобрил Парамонов. - Только смотри не привирай чего лишнего.

- Разве я брехун?

- А вот когда постановили на сдельщину работать, ты что говорил? Будто, кто норму не выдаст, из шахты не выпустят.

- Так это я от себя придумал.

- Нельзя самовольствовать. Пришел бы в Совет, обсудили.

- Разговорщики вы, вот кто! - рассердился Болотный и ушел, с силой хлопнув сколоченной из горбылей дверью.

Парамонов сказал про Болотного:

- У Тихона в костях больше мозга, чем у другого в башке, - и стал горячо объяснять: - Не хватало породы для закладки пространства, а маркшейдер запретил на старых выработках стойки выбивать в целях обрушения породы - горной мельницей такое дело называется. Говорил: трещиноватая кровля, не успеют люди повыскакивать. Тихон полез в выработки, поснимал дверные оклады и часть крепи, после бревно поперек штрека положил, обвязал с краев двумя канатами, притащил концы в укрытие и оттуда велел ребятам канаты дергать. Ну и свалили стойки и даже успели бревном их сгрести до того, как обвал породы начался. Пустил, выходит, горную мельницу на полный ход. А то пришлось бы, как маркшейдер приказывал, с террикона обратно в шахту породу качать или снова по-камерному пласт разрабатывать. Тысячи пудов уголька в целиках губить. Выходит, сэкономил Тихон силы, здоровье и деньги.

Когда Болотный заставал в землянке Парамонова, он забывал о Тиме и начинал сердито, громко ругаться.

И Тиме было непонятно, как в этом потоке ругательских слов Парамонов находил что-то важное для себя и почтительно говорил Болотному:

- Вы, Тихон Иванович, не надрывайтесь. Верно, можно откатку на канате наладить. Поставим шкивок на паровичке, и пускай тягает. И камеронщика сменим. Надо на это место партийного поставить. Если насосы кто повредит, захлебнется шахта по весне грунтовой водой.

Это ты в точку бьешь.

Словно два человека жили в Болотном: один - добрый, неспешный, заботливый, хоть и говорит всегда злым голосом; другой - бешено нетерпеливый, с жгучими бранными словами кидающийся на людей. И казалось, он ненавидит и презирает их за непонятливость, нерадивость. А когда с ним соглашались и благодарили за совет, только небрежно махал рукой.

ГЛАВА СОРОК ВТОРАЯ

Пока Тима болел, Анисим ухаживал за ним с угрюмой старательностью. Поил малиновым отваром, растирал плечи и грудь ветошкой, окуная ее в горячий рассол. Закутав одеялом из заячьих шкурок, садился возле топчана и, нахмурившись, озабоченно сообщал:

- Как на ноги вскочишь, в шахту поведу. У нас шахта богатая. Потолочными уступами разрабатывают. Уголек, как чугун, твердый. Дашь кайлом, искрит аж. - Сердился: - Ты слушай, слушай, а на пот тужься, через пот вся простуда наружу выпаривается. - Спрашивал деловито: - Ты в городе при молодежи состоял? У нас социалистический союз для подростков при Партийном клубе открыли. Алеша Супырин - председатель. Он мне отпуск ради гостя дал. Выхожу тебя, доложусь и снова к своей команде пристану. Мы все, кто обиженные по увольнению, собрались гуртом и шахтенку старую, выработанную, прошарили всю насквозь, пропластики угольные нашли, будем, значит, рубать потихоньку. Такое постановление. А Дуська от нас читалкой и библиотекой заветующая. Мы газетки, книги только про одну политику вслух читаем. - Произнес важно: - Считаемся подручными большевиков. Поэтому и дали нам закуток в самом Партийном клубе. Хочешь, я тебя со знаменитейшим у пас человеком познакомлю? Его вся Россия почитает. Хозяин писателя Горького, понял - кто?

- Горького я знаю, - похвастался Тима. - Хочешь, наизусть скажу песню про Сокола?

- Это и Дуська может. А вот хозяина над ним знаешь?

- Нет, - честно сознался Тима.

- Деренков его фамилия. Ты смотри, шапку перед ним скинь, ежели встретишь. Мы все скидаем. Он здесь лавку мелочную содержит. Важный старик.

- А за что я шапку буду перед лавочником вашим снимать? - удивился Тима.

- Он не простой лавочник. Он особый. В Казани крендельным заведением владел. У него сам Максим Горький как простой рабочий человек хлебопеком служил.

- Мало ли что ваш Деренков Горького знал! Все-таки он лавочник, задиристо сказал Тима.