Показав рукой на растущие по откосам балки чахлые деревья с запекшимися шершавыми ранами на стволах, объяснил:
- Драли кору, толкли на камне и жрали... Бывало, прибегут сюда сгоряча шахтеры мужиков побить, чтобы, значит, заработок через них не снижали, поглядят на лес обглоданный, и только что обзовут последними словами:
разве на голодных рука поднимется?
Асмолов сказал:
- Во времена фараонов на рудниках работали только рабы и преступники. С изобретением паровой машины нужда в каменном угле баснословно выросла, и миллионы людей стали заниматься подземным промыслом. Но современная цивилизация не внесла существенных изменений в приемы их труда.
Папа сердито заметил:
- Слово "цивилизация" звучит кощунственно применительно к обществу, где кража труда узаконена.
- Я только инженер, - напомнил Асмолов, - и для меня цивилизация - это прежде всего техника.
Папа положил руку на плечо Асмолова и попросил:
- Извините, Юрий Николаевич, но меня так взволновало зрелище этих пещер.
- Меня тоже, - согласился Асмолов и, словно для того, чтобы не думать о пещерах, стал поучительно рассуждать: - Преимущество каменного угля как топлива заключено не только в его химических свойствах, но и в дешевизне добычи. Самое дорогое - транспортировка.
Поэтому оплата труда сибирских горняков значительно ниже всех других. Иначе брать здесь уголь нерентабельно. Вот если бы построить металлургические и химические предприятия, - он постучал пяткой валенка по телеге, - под нами угольный океан! Рурский бассейн по сравнению с ним озеро... Но на его поверхности десятки первоклассных заводов. А здесь, он махнул рукой, - пустыня, - и добавил грустно: - И через сто лет тоже будет пустыня.
- Не будет здесь пустыни! - решительно возразил папа и стал рассказывать Асмолову о том, что из губернии выехал уже делегат в Москву на съезд совнархозов и повез туда проект строительства металлургического завода на базе сибирского угля.
Асмолов слушал Сапожкова, расспрашивал о деталях, высказывал соображения. Но, выслушав до конца, недоверчиво покачал головой:
- И все-таки это фантастические планы. Вот Говоруха жаловался: топоры, лопаты, кайла с прииска воруют, а золото, говорит, не воруют. Не верят, очевидно, что на золото купить что-нибудь теперь можно. Разве страна, где железо стало дороже золота, может строить заводы?
Обоз остановился у переправы через реку. Поверх льда бурно текла талая вода.
Карталов сокрушенно вздыхал:
- Беда, коней утопишь!
Поднебеско угрюмо взглянул на него. Стал разуваться, скинул штаны и, зажав подбородком закатанную рубаху, держа жердь в руке, вошел в реку, неторопливо побрел в воде, тыча впереди себя жердью. Перебравшись на то с берег, снял шапку, покопался в ней, свернул цигарку, закурил и стал не спеша одеваться.
За ним, стоя в обнимку на телегах, переправились через реку остальные. Поднебеско охлопал себя руками и сказал хрипло:
- Добре доехали, - но не сел в телегу, а бежал за ней, стараясь согреться.
Карталов то и дело оглядывался и говорил одобрительно:
- Железный, черт! У них в Донбассе теплынь, - обратился он к Тиме, - и в шахтах даже в самую лютую стужу тоже не дует. А он, гляди, обмахнулся руками и идет, словно солдат. А я всегда думал, что мы одни, сибиряки, от простуды заговоренные.
- Сибиряк, - сказал Тима с упреком, - а вот в реку не полезли.
- А если я человек холоднокровный, тогда как?
- Это только лягушки, змеи да черви холоднокровные, - пояснил Тима, - а человек не бывает.
- Значит, бывает, коли я такой.- Мы люди поверстные - свезти куда, и только. А зачем это - наше дело сторона.
И снова бесконечная вырубка, гигантские гнилые пни, сочащиеся рыжей жижей. Топорщится обледеневшими ветвями кустарник, словно куча пауков, оплетших себя намертво сверкающей паутиной. В оврагах бельмами лежал талый снег. На буграх, обдутых ветром, словно пресмыкаясь перед кем-то, склонялись к земле скрюченные березы.
Тима напряженно вглядывался в это унылое пространство. Почему близость человеческого жилья всегда начинается с лесного кладбища, с могильных пней на месте когда-то могучих деревьев? Словно люди нарочно окружают себя пустынями.
И вдруг он увидел вправо от дороги огромную впадину. Треснувшая почва рухнула вниз бурыми глыбами. Со дна впадины торчали растопыренные корневища. Из стенок провала высовывались гигантские серые плиты породы и на них, словно на полках, лежали облитые водой круглые валуны. Между серыми каменными плитами - черные угольные пласты толщиной в полсажени: они блестели, словно черное стекло.
Асмолов бегло взглянул на зияющий провал в земле.
- Старые, брошенные выработки, погребенные обвалом. - И тут же стал объяснять Сапожкову: - Смотрите, какое близкое залегание угольного пласта к поверхности.
Вот, собственно, наглядное свидетельство возможности открытых разработок.
Папа попросил Карталова остановить лошадей, слез с телеги и вместе с Асмоловым отправился осматривать провал. Тима побежал за отцом. Асмолов, взяв жердь, спустился в провал и стал мерить, на сколько аршин от земли выдвигаются из почвы обломки черного угольного пласта.