Заре навстречу

Заскрипели калитки домов. На дорогу стали выходить люди. Неумело строились в колонны мужчины, женщины, подростки. Кто-то заиграл на балалайке "Варшавянку".

Зазвенел подмерзший снег под сотнями ног, и длинная, вытянувшаяся толпа тронулась вдоль улицы. Кто-то затянул простуженным голосом "Из-за острова на стрежень", но его заглушила вдруг возникшая другая многоустая песня, песня революции, которую Сапожков пел когда-то вместе с заключенными в день Первого мая в тюрьме, уцепившись за каменную плиту подоконника руками и подбородком, а его оттаскивали от окна надзиратели и били по голове. Но он пел, а может, уже не мог петь, по песня бессмертно плыла из тюремных камер, и пока сбивали с ног одного заключенного, с каменного пола подымался другой и пел. А теперь эта песня была у народа, и ничто не могло убить ее. Ничто! И хотя ее пели обычно в майские дни, а сейчас шумела вьюга и колючий жесткий снег, словно белый песок, бил в лицо людей, как тепло было от этой песни, как тепло!

Возвращаясь с проверки патрулей, Витол, приблизившись к Сапожкову, подмигнул, надул губы и продудел мотив песни. Сапожков, ободренный, радостный, хотел сделать то же самое. Ян сурово насупился, вынул из кармана руку, показал кулак.

На реке сотни людей долбили лед пешнями, кайлами, забивали железные клинья, обвязанные веревками, чтобы, пробив лед, они не падали в воду. К полудню на реку въехали на розвальнях коммунары из Сморчковых выселок. Здесь же работали жилъцы пичугинского дома с Банного переулка.

Тима, запрягшись вместе с Костей Полосухиным, Гришкой Редькиным, коноплевским Кешкой, возил на санях глыбы льда и сваливал их на сторону. Зубов прислал двух курсантов с брезентовыми мешками, в которых лежали бруски взрывчатки, и рока огласилась глухими взрывами, и лед со стеклянным дребезгом взлетал вверх искристым фонтаном, и вся толща льда вздрагивала.

К середине дня баржи освободили ото льда. На палубе одной баржи появилась улыбающаяся актриса Вероника Чарская. Егор Косначев объявил, что сейчас она выступит перед публикой с декламацией. Чарская, полузакрыв глаза, читала стихи про матросов в Петрограде. Хотя Чарская выговаривала стихи невнятно, в них было много слов про революцию, и за это ей кричали "ура" и "бис".

Потом люди забрались на баржи и, упершись в лед толстыми жердями, толкали баржи сквозь разбитый, плавающий на воде лед к затону.

Но вот на берегу, где высились лабазы, из распахнувшихся ворот вылезла орущая, вопящая толпа. В руках - шесты, и на них плакаты: "Долой предательский мир с кайзером!", "Смерть немецким шпионам!", "Верность союзному долгу!", "Да здпавствует областная дума!".

Постояли некоторое время на берегу, размахивая полотнищами, потом, понукаемые окриками, вступили на лед. И вдруг по команде ринулись на ближайшую баржу, где находились только Косначев и Чарская. Оттолкнув Косначева, плечистый, в черном романовском полушубкз человек сдернул с головы офицерскую барашковую папаху, взмахнул ею и крикнул повелительно и зычно:

- Граждане свободной России! Мы призываем вас быть свободными хражданамп и раскидать тех, кто заставил вас заниматься подневольным трудом.

Коспачев, придерживая одной рукой очки, другой!

ухватив этого человека за плечо и силясь повернуть :с себе, кричал возмущенно:

- Кто вы такой, что вам здесь надо?

Но в это время сын лабазника Ершова, стоявший зл спиной человека в романовском полушубке, ударил Косначева по шее гирькой на сыромятном ремне. Коснач-зв упал.

Человек в романовском полушубке стал торопливо задирать полу, выдергивая маузер из желтого деревянного ящика. Ершов закричал, махая рукой оставшимся на берегу:

- Давай, жги по им, ребята!

Раздалось несколько выстрелов с баржи и потом с берега. Люди ложились на лед. Вдруг сухо и четко застучал пулембт. Но теперь на снег падали только те, кто оставался в толпе провокаторов на берегу. Было видно, как редкими, неторопливыми цепочками стягивались вокруг них курсанты военного училища и красногвардейцы.

Те из провокаторов, кто забрался на баржи, метались по палубе, но их уже сволакивали вниз.

- Купай! - кричали люди. - Купай их, паразитов!

И уже скрученного веревками человека в романовском полушубке столкнули в полынью, и он барахтался там, хватаясь руками за разбитые льдины. Туда же на веревке сбросили и Ершова.

- Товарищи! - кричал Косначев сипло, держась :-а вздувшуюся от удара шею. - Прекратите самосуд! - и, топая ногой, требовал с отчаянием: - Я вам приказываю как комиссар просвещения!

Коммунисты-рабочие пробивались сквозь сомкнувшуюся толпу к тем, кого со злым весельем окунали на веревках в полыныо.

С трудом удалось вырвать их из рук рассвирепевших людей, уложить в сани и увезти туда, где были курсанты и красногвардейцы. Потом на баржу поднялся Капелюхин. Он сказал укоризненно:

- Что же это, товарищи? Нехорошо так. - И вдруг ухмыльнулся и спросил: - Зачем же воду поганить без нужды? - Потом подумал и объяснил: - Одни контры в лабазах попрятались, а других мы на улице побрали. - Спросил: Может, кто напугался, так пускай идет спо"