Заре навстречу

- Я разделяю ваше честно? возмущенно, - пскренщы тоном заявил Залесский, - и глубоко понимаю ваш протест. Действительно! Вот мы собрались здесь, насколько я успел проинформироваться, по ничтожному и эгоистическому поводу: отобрать у кого-то там комнату и дать ее кому-то другому. Кто может возражать против помощи ближнему? Мы с гражданином Илюмскпм уже потеснились. И, безусловно, гражданин Асмолов, который не пожелал сделать этого добровольно, теперь потеснится по требованию властей. Будем считать этот вопрос решенным. Но сейчас откроем свои сердца главному, для чего мы все здесь собрались. Когда большевики приносят в жертву предательскому миру честь России, для истинно русского человека это равносильно тому, как если бы отрезали часть его тела. И мы должны стать выше своих домашних нужд, дрязг и потребовать у большевиков, чтобы они немедленно разорвали мир с немцами, объявили всеобщую мобилизацию возпных сил в доблестную русскую армию и перешли в революционное наступление на тевтонов.

- Хлопай, дура! - приказал жене Хопров и, выпятив грудь, закричал пронзительно: - Слава русской армии!

- Граждане! - провозгласил Залесскпй. - Цель сегодняшнего нашего собрания должна быть единственной:

потребовать, чтобы все, кто может носить оружие, пошли на фронт и разгромили врага. Долой подлый мир! Ура, товарищи!

Все это время Тима очень волновался. Ведь он обещал Редькину и Коноплеву, что мама обязательно придет на собрание. А мама опаздывала.

И когда в передней раздалось такое знакомое постукивание каблуками это мама всегда делала, сняв галоши, - Тима очень обрадовался.

Мама вошла в гостиную, застенчиво кивнула знакомым и, поднеся платок к розовому от мороза носу, тихонько высморкалась.

Илюмский вскочил с кресла.

- Пожалуйста, не беспокойтесь, - шепотом попросила мама и, засунув платок в рукав кофточки, осторожно села на край стула рядом с акушеркой Устиновой, которая тотчас обняла ее за топкую талию и стала что-то возбужденно шептать на ухо. А мама кивала головой с несколько сбитыми набок пепельными волосами и, снова вынув платок пз рукава кофточки, тихонько сморкалась.

- Граждане! - провозгласил Залесский. - Может, есть вопросы к уважаемому председателю, прежде чем всем выйти организованно на улицу и присоединиться к демонстрации патриотов родины?

Мама, как школьница, подняла руку.

- Прошу, - сказал Залесскпп и отступил на шаг от Воскресенского, кланяясь ему, словно передавая этим поклоном вопрос.

- Нет, я хотела не Ивана Мефодьевича спросить, а вас, если вы позволите? - Мама вопросительно взглянула на Воскресенского.

- Прошу, прошу, - с готовностью согласился Иван Мефодьевич.

- Я не понимаю, - пожал плечами Залесскпп, - почему я должен узурпировать права председателя? Впрочем, пожалуйста. Я готов, - и настороженно уставил своп прозрачные, светлые глаза на маму.

Мама сказала тоненьким, несколько насморочным голосом:

- Вот говорят, что вы, Станислав Борисович, считаете мир подлым, позорным. Это так?

- В общем смысле, конечно да.

- А мне кажется, подлой, позорной может быть только преступная война с Германией.

- Я немцев убивал, родину защпщал, я преступник, да? - завопил Хопров.

Склонив голову, вытянув шею, он пытался зубами достать Георгиевские кресты на груди и сорвать их.

Нос у мамы побледнел, дрогнувшей рукой она поправила прядку на висках и проговорила отчетливо:

- Вы, Хопров, храбрый человек. Зачем же так нервничать, если даже в моем лице вы и увиделп своего противника?

- Таких агитаторов мы на фронте стреляли без суда! - закричал Хопров.

- Я знаю, - сказала мама, - вы убивали их, а себя приносили в жертву бессмысленной войне. И если бы вам, Хопров, еще немножко больше храбрости, вы сейчас лучше, чем кто-нибудь другой, могли бы сказать, что такое война. Я уважаю вас за то мужество, с каким вы перенесли свое несчастье, и убеждена, что вы найдете в себе мужество сказать нам, какая проклятая это была война.

Мама поднесла скомканный платок к губам и произнесла совсем тихо:

- Простите меня, пожалуйста, Хопров, если я позволила себе так говорить с вами. Я понимаю, как вам тяжело и мучительно это слушать, но это так.

Потом мама выпрямилась, глаза ее зло блеснули, и она заявила звонко и неприязненно:

- А вы, Станислав Борисович, меньше всех имеете права призывать к войне. Вы же отлично сохранили свою драгоценную жпзпь в мундире земгусара.

- Земкрысы! - вдруг неистово заорал Хопров и, хлопая культяпками по спинке дивана, завопил: - Сапоги на картонных подошвах, снаряды бракованные! - И, поднимая культяпки вверх, объявил: - Вот они, ваши снаряды, вот, по ком они били!

Мама, потупив глаза, молчала, на ее бледном лице проступили красные пятна, а когда Хопров успокоился и, расплескивая воду из стакана, стал жадно пить, мама сказала: