Заре навстречу

Спустя много месяцев, после безуспешных попыток, Сергей Знаменский пришел к выводу, что, по всей вероятности, им пришлось столкнуться с непреоборимым действием физического закона поверхностного натяжения. Подчиняясь действию этого закона, самые мельчайшие, а значит, и самые вредные для организма частицы пыли не вступали в соприкосновение с водой, не смачивались ею. Тончайшим порошком они ложились на упругую водяную поверхность, оставаясь сухими, необезвреженными, и при малейшем движении воздуха снова витали черным сухим облаком, осаждаясь в легких горняков колючей, нерастворимой россыпью. Чтобы уменьшить силу поверхностного натяжения воды, Серафим Игнатьевич решил испробовать мыльные растворы.

И снова потянулись месяцы работы. И хотя метод этот оказался более удачным, применить его не удалось: Сергея арестовали.

А потом, год спустя, после гибели сына, Знаменскому в руки попала записка на лоскутке от нижней рубахи, прокрахмаленном картошкой: "Если в сосуд с паром бросить мельчайшую частицу твердого вещества, оно мгновенно оказывается ядром, вокруг которого образуется водяная капля. Пар, вступая в контакт с микроскопическими частицами твердых тел, обволакивая их, конденсируется на них, превращается в каплю, цепко держащую внутри себя твердую частицу. И капля низвергает ее вниз. Значит, к шлангу, подведенному к буру, надо подавать не воду, а пар. Да! Пар! Пар!"

Это посмертное письмо из тюрьмы сына к отцу походило на выписку из учебника физики.

С унылым равнодушием встретил Знаменский комиссара народного здравия Сапожкова:

— Ну что ж, стройте больницу. И если окажется лишняя койка для меня, буду только признателен.

Знаменский, узнав от старухи, няньки сына, которая вела его хозяйство, что Сапожков добился постройки бани и сушилки для одежды, похвалил снисходительно:

— Молодец фельдшер! Баня нужнее. Ибо здоровых людей все же пока больше, чем больных.

Но в день открытия больницы Знаменский не выдержал: встал с постели, прямой и негнущийся, словно ожившая статуя, добрел до барака. Обошел все помещение и, не имея возможности повернуть голову, нагнуться, преодолевая мучительную боль в позвоночнике, сказал:

— Семнадцать лет я мечтал о больнице, а вот оказалось, что для этого сначала необходима революция, — потоптавшись, повернулся всем корпусом к Сапожкову: — Молодой человек, если я не развалюсь в ближайшие дни, как глиняный болван, прошу обещанную мне койку передать кому-нибудь другому, а я, с вашего разрешения, еще полекарствую, — и протянул руку с выпуклыми твердыми венами.

Сапожков каждый день наведывался к доктору Знаменскому, и однажды тот сказал ему доверительно:

— Вы, юноша, напоминаете мне моего Сергея, может быть, этой своей непоколебимой, рыцарской верой в будущее. Словом, вот прочтите, — и подал Сапожкову лоскут от рубахи сына, испещренный ржавыми буквами…

Начальником шахты Капитальная был избран Харитон Опреснухин. Участник восстания 1905 года в Красноярске, он бежал из Акатуйской тюрьмы на Чукотку, плавал на китобойной шхуне, несколько лет работал в рудниках Новой Зеландии, Австралии, на японском острове Хокайдо. Нигде Опреснухин не скрывал, что он участник первой русской революции, и как-то так само собой получалось, что он всегда становился вожаком рабочих. Его подвергали наказанию плетьми именем Соединенного английского королевства. Дважды во время десятинедельной стачки в Австралии пытались убить его надсмотрщики.

Японский полицейский разрезал ему сухожилие под коленом за попытку убежать после допроса. Опреснухина бросили с разбитыми пятками в ограждение из стальной проволочной сетки. Полиция нескольких держав объявила его опасным политическим преступником. В Гонконге, работая грузчиком, Опреснухин заступился за товарища и убил ударом кулака в печень боцмана американского корабля. Два месяца кули прятали его в угольном бункере, а потом в тюке джута отнесли в трюм русского парохода, следующего во Владивосток.

Сухой, жилистый, молчаливый, он пришел на рудник в шестнадцатом году, и так как опытных горняков не хватало, его сразу зачислили в шахту без проверки, кто он и откуда взялся.

Опреснухин заслужил уважение горняков точным, расчетливым мастерством; он всегда вырубал свою пайку в самых трудных забоях, но никогда ни на пуд больше.

Понравилось также горнякам, что этот бывалый человек похвалил их шахту, сказав:

— Таких богатых угольных полей не встречал.

И на вопрос: как там, за океаном, небось лучше нашего живут, ответил:

— Рабочий человек — всюду самый дешевый товар.

Став членом ревкома, а потом председателем технической комиссии и рудничного совдепа, Опреснухин потребовал от Совета управления копями, чтобы очистные работы вели сплошными длинными забоями, и впервые здесь услышали слова «лава». Некогда он работал в новозеландской шахте — в забое длиной до двадцати метров — и убедился, что такой способ добычи превосходит все остальные.

Сейчас Опреснухин почти не вылезал из шахты Капитальная, где организовал добычу угля по новому способу.