Заре навстречу

Поезд стоял на маленькой лесной станции. Небо было чистое, глубокое, сосульки весело искрились…

— Мадам! Простите…

Только привычка к постоянной опасности помогла ей удержать на лице выражение безмятежного покоя. Мария не вздрогнула, не изменила положения.

— Что вам угодно?

— Простите, мадам, мне кажется, мы с вами встречались…

Солодковский стоял, почтительно склонив голову и прижимая к груди фуражку. Выпуклые глаза настойчиво искали ее взгляда.

— Нет, не встречались, — сказала Мария равнодушно.

И отвернулась к окну.

Всего труднее было сохранить ровное дыхание, — сердцебиение усилилось. «Постоит-постоит и уйдет! Не буду оборачиваться!.. Можно не отвечать… что удивительного — женщина не любит дорожных знакомств…»

Она услышала сдержанный вопрос Солодковского:

— Можно присесть? Это место не занято?

И грубый, отрывистый ответ старика:

— Видите — свободно!

Смешливая барышня слезла со своей верхней полки, села рядом с Марией. Солодковский заговорил с нею. Она охотно отвечала…

Мария закрыла глаза, но, как назло, контролер пошел проверять билеты, и пришлось «проснуться».

Солнце уже зашло. В фонарике над дверью зажгли свечу. Сумрак укрыл Марию.

Подавшись к ней, Солодковский сказал проникновенно:

— Если бы вы знали, какое светлое видение вы мне напомнили!

— Я вас не знаю, — сухо ответила Мария.

— Но я знаю вас!

Она пожала плечами.

— Каштановые волосы… гордые плечики… Щеки пылают… глаза… Горделивая поза… бесстрашное лицо… В заплеванной, страшной комнате — видение!

«Узнал!»

— Вы бредите, господин офицер.

— Может быть… Мария…

— Меня зовут не Мария.

— А как?

— Я не говорю своего имени случайным… дорожным спутникам, — сказала она.

— Я узнаю ваше имя! Вы в Перевал едете, я видел ваш билет. Я не отстану…

— Меня встретит муж, — холодно сказала Мария. — Он не любит навязчивых людей.

— Кто ваш муж?

— Офицер.

— Его фамилия?

Мария не ответила.

— Пристал, как банный лист, — проворчал старик в пространство, — есть люди, хоть по лбу их бей… Охо-хо!

Солодковский поднялся. Козырнул:

— Итак, до свидания в Перевале!

Сильный свет вокзальных фонарей ударил в окна. Все засуетились: Перевал был конечным пунктом.

Мария быстро прошла через площадку в ближний вагон, потом во второй, в третий и только тогда спустилась на перрон. Огибая здание вокзала, увидела — Солодковский, не дождавшись, лезет в опустевший вагон. Сейчас он поймет, как она схитрила, и бросится вдогонку.

Не торгуясь, взяла извозчика.

Не надо было ей оборачиваться!.. Он растерянно искал ее. Их взгляды встретились.

— Куда везти? — спросил извозчик.

— Дом Бариновой!

Мария надеялась: Баринова в это время спит. Дворник, старик Елизар, поможет… проведет через сад в переулок.

Мария долго стучала у ворот. Она убедилась теперь в настойчивости Солодковского. Сквозь голые кусты палисадника видно было извозчика на углу.

Наконец хлопнула кухонная дверь. Захрустел под ногами ледок. Незнакомый женский голос приказал собаке: «Цыц!» — спросил:

— Кого вам надо?

— Олимпиаду Петровну… «В крайнем случае — на испуг ее возьму… трусиху!»

— Оне спят. А вы кто такие?

— Племянница… Вера… из Барнаула…

— Да господи! А оне горевали, что вы при смерти!

Лязгнул замок. Упала цепь. Отодвинулся засов. Ворота приоткрылись.

До боли знакомый двор… амбары… крыльцо… полоса света из кухонного окна…

— Заприте ворота, — приказала Мария. — Я подожду.

Она слышала воровские шаги Солодковского.

«Поверил? Знает, что Чекаревы жили здесь? Уедет?…»

Но извозчик по-прежнему стоял неподвижно.

Женщина задвинула засов, вложила в кольца дужку висячего замка, дважды повернула ключ.

«Не входить в дом, через сад бежать… Но нет, она крик подымет! Будь ключ от калитки!.. Через стену с чемоданом не перелезть! Бросить его? Нельзя! Надо сохранить литературу!»

— Что же вы? Пожалуйте!

В сенях Мария сказала:

— Тетушку не будите. Не надо ее тревожить. Постелите мне в гостиной. Есть я не хочу.

— Что вы! Как можно!

— Не надо ее будить, а то она потом всю ночь не заснет… Знаете, как с ней бывает?

— Ох, знаю!

Стараясь не шуметь, вошли в кухню, и Мария пристально взглянула на кухарку: молодое, простодушное лицо, грустные глаза…

Взяв ее за руку, Мария прошептала:

— Не пугайтесь и не кричите! Ни звука! А то погибнет много людей… Только не пугайтесь!.. Я не племянница.

— Ой-еченьки.

— Тише, прошу вас! Зла я не сделаю! Елизар где? Дворник?

— По… помер…

— Во флигеле кто живет?

— Никто не живет… но у нее, у самой-то, риварверт под подушкой.

— Не хотите вы понять меня! Не собираюсь я разбойничать… сама от разбойника спасаюсь. Через ворота я не могу выйти, там караулят. Помогите мне…

— Ой, господи, да как?

— Приставим лестницу в саду к стене…

— Грех, поди, на душу возьму?

— А каково вам будет, если меня убьют?

— Да за что вас убивать, если вы не… это самое?

— А теперь разве все только виновных убивают?

Кухарка вздохнула.

— Вы из бедной семьи… трудящаяся женщина… и не знаете, как без вины убивают?

— Ой! Знать-то я поняла! — всплеснула она руками.

Находясь целыми днями в Перевале, Мария сняла квартиру в привокзальном районе, в избушке у Нюры Песельницы. Домишко построен был на деревенский лад: сени отделяли кухню от горницы.