Заратустра: Танцующий Бог

«Что такое тяжесть?» — вопрошает выносливый дух, становится как верблюд на колени и хочет, чтобы его хорошенько навьючили.

«Герои, в чем наибольшая тяжесть? — вопрошает выносливый дух. — Втом, чтобы я мог взять все это на себя и возрадовался силе своей».

Не означает ли это: унизиться, чтобы причинить боль высокомерию своему?

Или это значит: расстаться с нашим делом, когда празднует оно победу? Или подняться на высокую гору, чтобы искусить искусителя?..

Или это значит: любить тех, кто нас презирает, и протянуть руку призраку, который стремится запугать нас?

Все это, все самое трудное берет на себя выносливый дух: подобно навьюченному тяжелой поклажей верблюду, спешащему в пустыню, торопится в свою пустыню и он.

Но там, в безлюдной пустыне, свершается второе превращение: там львом становится дух, добыть себе свободу желает он и сделаться господином пустыни своей.

Там ищет он своего последнего владыку: врагом хочет он стать ему, последнему господину и Господу своему, до победного конца хочет бороться с великим драконом.

Кто же он, великий дракон, которого дух отныне не хочет признавать господином и владыкой? Имя того дракона — «Ты должен». Но дух льва говорит: «Я хочу».

Зверь «Ты должен» лежит, на пути его, переливаясь золотой чешуей, и на каждой чешуйке блестит золотом «Ты должен!»

Блеск тысячелетних ценностей на чешуе этой, и так говорит величайший из драконов: «Ценности всех вещей переливаются на мне блеском своим».

«Созданы уже все ценности, и все они — это я. Поистине, не должно больше быть «Я хочу!» — так говорит дракон.

Братья мои, зачем нужен лев в человеческом духе? Почему бы не довольствоваться вьючным животным, покорным и почтительным?

Создавать новые ценности — этого не может еще и лев: но создать свободу для нового творчества может сила его.

Завоевать свободу и поставить священное «Нет» выше долга: вот для чего нужен лев, братья мои. Завоевать себе право создавать новые ценности — вот чего больше всего боится выносливый и почтительный дух...

«Ты должен» некогда было для него высшей святыней, и он любил ее; теперь же ему должно увидеть в ней заблуждение и произвол, чтобы смог он отвоевать себе свободу от любви своей: вот для чего нужен лев.

Но скажите мне, братья мои, что может сделать ребенок такого, что не удается и льву? Зачем хищному зверю становиться еще и ребенком?

Дитя — это невинность и забвение, новое начинание и игра, колесо, катящееся само собою, первое движение, священное «Да».