Прощаюсь с Фиби и осторожно кладу трубку на стол. Напоминаю себе, что постаралась дать ей хороший совет. Так откуда у меня это чувство вины? Я знаю откуда: я дала ей понять, что сама была жертвой, а не агрессором. Позволила думать, что, подобно Эстер, все еще страдаю от унижений, которые терпела от других, в то время как на самом деле все было наоборот.
Из-за моего звонка Фиби и нежелания Генри заканчивать игру в паровозики мы выезжаем позже положенного. Когда, преодолев все дорожные пробки, мы наконец приезжаем к Сэму, не успеваем к половине двенадцатого. Я вылезаю из машины, чтобы открыть Генри дверцу и отстегнуть его от сиденья. Мы напяливаем на него рюкзачок с Паровозиком Томасом.
— А Манки не забыла?
— Разве я когда-нибудь забывала про Манки?
Я поднимаю его, чтобы он сам мог позвонить в дверь, и, как всегда, Сэм выходит открывать. Волосы у него всклокочены, на нем джинсы и старая майка из выцветшего мягкого хлопка, к которой я припадала тысячи раз. За два года можно было бы и привыкнуть, но я все еще не ожидаю увидеть его лицо, такое родное, почти часть меня самой, в этой чужой обстановке. Меня до сих пор убивает мысль о том, что после всего произошедшего я передаю Сэму нашего ребенка и обмениваюсь с ним любезностями на пороге не моего дома.
— Можно я пойду? — спрашивает Генри.
— Да, можно. — Я опускаюсь на колени, чтобы обнять его, но его уже нет, он ускользает, словно угорь, между моих вытянутых рук. Я по-прежнему терпеть не могу оставлять его здесь, у меня внутри все сжимается, пока его нет со мной; часы до его возвращения тянутся мучительно медленно.
Генри не особо страдает из-за того, что его родители живут не вместе, а вот я вряд ли смогу когда-нибудь привыкнуть к его уходам в незнакомый мне мир. Когда он подрастет, у него, конечно же, будет своя жизнь вдали от меня и неподвластная мне, но вопиюще несправедливым кажется то, что это происходит уже сейчас, когда Генри всего четыре. Что уже есть близкие ему люди, о которых я почти ничего не знаю. Мачеха, которая не выходит нас встречать. Маленькая сестренка, которую я никогда не видела. Откуда мне знать, что ему ничего не угрожает, если меня нет рядом с ним?
— Вы припозднились, — замечает Сэм.
— Знаю, извини, мы играли в паровозики, а потом еще эти пробки…
— Все нормально, Луиза, я не против. — Он пристально смотрит на меня. — Но… у тебя все в порядке? Что-нибудь, о чем мне стоит знать? — Руки в карманах, он прислоняется к дверному косяку.
— Что ты имеешь в виду? — Он что, тоже получил запрос на «Фейсбуке»?
Сэм молчит с минуту, словно взвешивая что-то в уме:
— Ничего. Просто в последнее время ты кажешься… какой-то рассеянной. И вы с Генри приезжаете позже обещанного уже не первый раз. Я подумал… у тебя точно все в порядке?
— Да, все отлично. — Я борюсь с желанием забежать в дом, подхватить Генри и увезти его куда-нибудь, где будем только мы вдвоем, навсегда. Куда-нибудь, где мне никогда не придется видеть, как он уходит от меня в неизвестность.
— Ты уверена, Луиза? Ты кажешься… — Он умолкает.
— Все отлично. В любом случае, это больше не твоя забота. Что со мной не так? — Я понимаю, что переигрываю, но ничего не могу с собой поделать.
Он вскидывает руки:
— Хорошо, хорошо. Я всего лишь спросил. Я все еще люблю тебя, ты ведь знаешь. Понимаю, что жизнь сложилась не так, как мы планировали… — При этом я поднимаю брови — какое сильное преувеличение! Но он не обращает внимания и продолжает: — Я всегда буду любить тебя, хочешь ты этого или нет.
В голове у меня звучит голос Полли, фыркающей: «Любит тебя? Интересно он это показывает!» И сколько времени я бы продолжала прикидываться, что все в порядке, если бы не наткнулась в его телефоне на сообщения от Кэтрин.
Я собираюсь уходить, но Сэм останавливает меня:
— Погоди, Луиза.
Я поворачиваюсь в замешательстве:
— Что такое?
— Ты знаешь про вечер выпускников?
— А это. Да. — Чего это он вдруг спрашивает меня об этом?
— Ты идешь? — интересуется он, и мне слышится в его голосе опасная нота надежды.
— Не знаю. А ты? — Я видела его имя в списке на «Фейсбуке». Я знаю, что он идет.
— Да, а почему нет? Будет весело. — Он медленно закрывает дверь.
Я возвращаюсь к машине, стараясь дышать как обычно. Как же ему до сих пор удается так на меня влиять? Когда же я достигну состояния, при котором он не сможет ранить меня, когда его слова будут пролетать мимо, не задевая? По дороге я думаю о том, что вряд ли когда-нибудь, оставляя у него Генри, смогу отделаться от гнетущего чувства страха.
Глава 15