– Запомните, Тайль: вы имеете право арестовать и наказать любого туземца просто так, ни за что. И уж тем более должны были задержать этого наглеца с Хива-Оа. Он из тех вождей, которые не в состоянии понять, что являются всего лишь орудием в руках представителей великой державы. Он полагает, будто может иметь собственное мнение и проявлять непокорность. Он не продается и не сдается.
Капитан молчал. Очевидно, до начальника не доходило, что он говорит об Атеа как о герое.
– Как вам удалось получить офицерское звание? – спросил Менкье.
– Я проявил храбрость в бою.
– Значит, проявите ее еще раз, а заодно получите возможность исправить свой промах. Губернатор Брюа и я поручаем вам возглавить карательную экспедицию на Хива-Оа. Справитесь – будете прощены и, возможно, получите повышение. Но если нет, тогда не обессудьте.
От волнения Морис облизнул губы. Он не знал, радоваться ему или досадовать.
– Я слышал, у Атеа есть около сотни ружей и воины, умеющие из них стрелять.
– Это пугает вас, капитан? – насмешливо произнес Менкье. – Так выставьте против них двести ружей – я дам вам людей. У этого выскочки с Хива-Оа нет главного, что есть у нас: европейского ума и силы воли белого человека.
– Вы с ним встречались?
– Как говорится, не имел чести. Но я слышал, что он очень смел и обладает непомерной гордыней.
– Да, он производит именно такое впечатление, – согласился Тайль и спросил: – Когда я должен отплыть?
– Не сразу. Подготовьтесь. Мы обязаны навязать двум островам, Тахуата и Хива-Оа, протекторат, чего бы это ни стоило. Это наш долг перед страной и королем.
Морис кивнул, думая о Моане. Пожалуй, не стоит говорить, что дочь вождя Лоа находится на Нуку-Хива. Вместо этого он заметил:
– Я мало что слышал о Тахуата.
– Этот остров поменьше, и, кажется, тамошний вождь не столь влиятелен. Сейчас главная проблема – это Атеа. Захватите его или убейте, и тогда его земли и его люди окажутся в наших руках. Лишившись арики, они не станут сопротивляться.
Капитан не знал, стоит или нет упоминать об Эмили, но все же решил признаться:
– Атеа увез с собой белую женщину.
Глаза начальника гарнизона сделались похожими на две узкие металлические полоски.
– Что?! На Хива-Оа?
– Да.
– Он украл ее?
– Нет. Насколько мне известно, она уехала с ним по доброй воле.
– Потрясающе! Кто она?
– Эмили Марен, дочь путешественника Рене Марена. Он не хотел ее отпускать, но она не послушалась.
– Это интересно. И, полагаю, важно. Где сейчас мсье Марен?
– Думаю, еще здесь, на Нуку-Хива.
– Если это так, разыщите его и пришлите ко мне. Я хочу с ним поговорить.
Коротко поклонившись, Тайль вышел наружу. Солнце казалось безмятежным и ярким, а голубая гладь лагуны пестрела белыми чайками, ловящими рыбу Ему не хотелось воевать, но это было необходимо… во всех отношениях.
Вечером Морис отправился к отцу Гюильмару, чтобы забрать Моану, не будучи уверенным в том, что она все еще там. Эта вольная как ветер, непредсказуемая девушка была способна на любой поступок.
К его радости, Моана никуда не ушла: более того, священник отозвался о ней с большой похвалой:
– Она весьма сообразительна и старательна. Пусть приходит завтра. – А после добавил: – И подумайте над моими словами.
– Эта девушка и сама никогда не выйдет за меня замуж. Она говорит, что ей нужен мужчина, обладающий маной. У меня ее нет.
– Пройдет время, и она поймет, что никакая мана не стоит доброго сердца.
Поблагодарив отца Гюильмара, Морис кивнул Моане. Ему почудилось, будто при виде него глаза девушки сверкнули, а уголки губ дрогнули. Она ничего не сказала, а просто пошла за ним.
Стараниями отца Гюильмара и его служанки Сесилии Моана сменила «одежду»: теперь ее тело было обернуто куском пестрой ткани. По дороге Морис любовался округлыми плечами девушки и ее длинной шеей, а когда они вошли в хижину, взялся за концы узла и развязал его.
Ткань соскользнула на пол, и он снова мог видеть ее прекрасную грудь и гибкую талию.
Моана стояла посреди хижины, высоко подняв голову. Лунные блики, запутавшиеся в ее густых, вьющихся волосах, напоминали алмазы, а кожа словно светилась изнутри. Ее молчаливая, грозная таинственность богини сводила Мориса с ума.
Он положил на стол сверток, принесенный с местного рынка. В нем была свинина – редкое лакомство в Полинезии. Не надеясь на то, что Моана разведет огонь в земляной печи и приготовит мясо, он приказал поджарить его и теперь смотрел, как девушка с наслаждением вонзает в сочную мякоть свои острые белые зубы.
«У меня самая странная вахине на острове», – подумал он, но эта мысль не вызвала в нем раздражения.
Было видно, что она привыкла требовать и отказывать, не дарить, а брать. Интересно, а какой бы она была с Атеа? Явно не такой, как с ним, Морисом Тайлем.
Он не понимал Моану. Она могла уйти в непонятное ему созерцание, унестись к тем пределам, куда Морису с его «европейским умом» не было доступа. Жила собственной жизнью, в которой ему – увы! – пока не находилось места.
– Ты самая жестокосердная девушка на свете! – с горечью заметил он, когда она закончила есть. – Ты могла бы хотя бы поговорить со мной.